Люди, окружавшие их, расступились, пропуская все еще крепкого мужчину с темными волосами с проседью и жестким, с дубленой кожей, лицом. Взгляд его был холодным и мрачным. Он на секунду встретился глазами с Нютой.
«Он знает, кто я, — подумала девушка. — И знает, что я знаю, что он знает. Но ему это, видимо, безразлично».
Она жадно уставилась на женщину, тяжело опиравшуюся на руку Петра Зверева, и разочарованно вздохнула: у нее были темные, тоже сильно поседевшие волосы, а лицо напоминало непропеченный блин. Это была не ее мать, а тетка Рита. Родная мать Алека.
— Сыночек мой! — заголосила вдруг та.
Дядька Петр похлопал ее по спине и спросил Кирилла:
— Как это случилось?
Парень повторил свою выдумку, но Зверев, казалось, не слушал его и мрачно, неотрывно смотрел на Нюту.
— Мой мальчик был настоящим героем! — с вызовом объявил он, оборачиваясь к зрителям.
Те торопливо закивали.
«Слишком уж торопливо», — подумала Нюта.
— Оставьте нас, — приказал Петр, и люди послушно начали расходиться. Поймав за локоть Клаву, Зверев кивнул ей на тетку Риту, которая стояла, покачиваясь взад-вперед, и тихонько, на одной ноте, подвывала: — Позаботься о ней.
Клава закивала и, обняв безутешную женщину за плечи, повела куда-то, ласково шепча что-то на ухо. Зверев же сел напротив Нюты, сложив руки на коленях и прожигая девушку ненавидящим взглядом.
— Зачем ты явилась сюда? — спросил он.
— Мне нужно увидеть свою мать, — так же прямо ответила она.
— Я сразу знал, еще тогда, давно, — ты приносишь зло, — словно не слыша ее, тихо проговорил Зверев, похожий сейчас на старого, матерого хищника, загнанного охотниками в угол. — Поэтому и пытался избавиться от тебя. Но ты оказалась сильнее.
— Я знаю, что ты хотел моей смерти, — в тон ему ответила Нюта. — Но я не буду никому об этом рассказывать. Я прощаю тебя.
— Плевать мне на твое прощение! — устало произнес Петр. — Я даже не буду спрашивать, как на самом деле погиб мой сын. Какая разница — его ведь не воскресишь. Знаю только, что твой друг врет, — никогда Сашка не подставился бы сам за другого. Уж кому, как ни мне, его отцу, это знать. Он был способен на многое, но только не на глупость. Мой единственный сын. Теперь у меня нет никого из близких, не считая пары глупых старых баб…
— У меня не было никого из близких много-много лет! — выдержав его взгляд, процедила Нюта. — Теперь мы квиты, и я хочу увидеть мать! А если ты попытаешься мне помешать…
Хотя Зверев, вроде бы, не имел при себе оружия, Кирилл, как бы невзначай, переложил на колени автомат.
— Ты увидишь ее, — кивнул Зверев, поднимаясь. — Но не советую рассказывать ей правду — Татьяна нездорова. Если начнешь ворошить прошлое, ты ее доконаешь. Идем.
Петр привел их к небольшой палатке и откинул полог, пропустив вперед Нюту.
На грязных одеялах лежала немолодая женщина со светлыми растрепанными волосами и неестественно румяным лицом. Ню-та почувствовала запах браги, пота и еще чего-то кислого. Женщина молча глядела на нее.
— Здравствуй… те, — сказала Нюта.
— У нас гости, Петя? — спросила мать, глядя покрасневшими глазами на девушку. — Зачем же, в такой грустный день? Горе у нас, дочка, — пояснила она Нюте, сердце которой при этом слове бешено забилось. — Сашеньку убили, мальчика нашего, — продолжала мать. — Все детки поумирали у нас. Доченька у меня была, Нюточка, — умерла. Младенчик, Сенечка, тоже умер. Сегодня вот Сашеньку убили. Никого не осталось…
Она говорила это все каким-то заученным тоном, а сама внимательно следила, как Петр шарит вокруг. Найдя полупустую бутылку браги, тот начал вылезать наружу.
— Отдай! — вскрикнула женщина, но Зверев уже был снаружи, и она в бессильной досаде погрозила ему кулаком, выкрикнув бранное слово.
— Мы пойдем… уже… — запинаясь, сказала Нюта и торопливо выбралась из палатки. Кирилл — следом.
— Кир, я хочу домой, — пробормотала девушка.
— Куда — домой? — уточнил он на всякий случай.
— Домой, на Улицу 1905 года. Другого у меня, как оказалось, никогда не было…
И, порывисто обняв парня, она разрыдалась.
* * *
Убийца успел пройти через Беговую до того, как поднялась суматоха. Сейчас он, уже выйдя на поверхность, пробирался по шоссе, чтобы вскоре вновь нырнуть в лаз на детской площадке. На этот раз зловещий перестук копыт не тревожил человека. Ведь в последний момент он все сделал правильно.
Когда там, в туннеле, убийца замахнулся на девушку ножом, ему было видение. Нет, то был знак! Сначала перед глазами мелькнул лошадиный остов, со спины которого скалился желтыми зубами скелет. Вслед за ним выступала женщина неимоверной красоты, держащая на руках ребенка. Сурово сдвинув брови, женщина погрозила ему пальцем, после чего видение исчезло. Убийца сам не понимал, как такое вышло, но его рука с ножом, словно против воли, немного изменила направление и нанесла смертельный удар. Никто и понять ничего не успел: мальчишка с рассеченным до самых шейных позвонков горлом валился в одну сторону, девчонка с залитым его кровью лицом — в другую, а убийца уже мчался по направлению к Беговой.
Вновь оказавшись в метро, где он, что ни говори, чувствовал себя увереннее, убийца задумался. Он впервые не выполнил задания. Добровольно. Но, несмотря на это, на душе у него было спокойно. Просто есть вещи, которые неподвластны ни ему, ни Верховному, ни любому другому человеку в этом безумном мире. Что толку гадать, из-за чего и темные, и светлые силы охраняют эту девчонку, изменяя правила любой игры, в которую она оказывается втянутой? Стоит просто принять это как данность. Пожалуй, ему и впрямь пора на покой. Он вернется на Спартак и будет, как и мечтал, разводить овощи или грибы. А если Игорю так нужна голова бывшей возлюбленной, пусть попытается добыть ее сам. Если осмелится, услышав его рассказ.
Путь домой был легок и приятен, из-за чего убийца лишь утвердился во мнении, что принял верное решение. Даже мертвые станции уже не внушали тревоги, и можно было, наплевав на суеверия, широко шагать по плиткам, не заморачиваясь насчет их цвета. Проходя через Щукинскую, он, правда, опять почувствовал запах дыма, но в нынешнем своем благодушном настроении решил не вмешиваться. Инстинкт подсказывал, что эти люди не опасны.
Вернувшись на Спартак, он не отправился сразу с докладом, а сперва отыскал Михалыча.
— Слышь, старый! Что ты там говорил про Беговую? Про диких?
Старик уставился на него непонимающе. Потом поманил пальцем и, когда убийца нагнулся, раздельно и четко произнес ему прямо в ухо:
