— Это ты зря, — вслух осудил врага Меченый. — Надо первого пропускать подальше, простреливать ногу и затихарившись ждать, когда ему попытаются прийти на помощь. А так ты теперь сам мишень, а не охотник.
Всякий причастный к теме в курсе, что снайпера народ упорный, если не сказать упёртый. А уж чего они совсем не любят, так это промахиваться. Именно на этой особенности сталкер и решил сыграть. Он также как и перед этим, буквально на мгновение высунулся чуть подальше от угла, а затем мелькнул у края кровли по центру магазина, как будто хотел ретироваться к подножию здания, в котором засел стрелок. Снайпер дважды стрелял, но без толку. В конечном счете, он может уже вызвал подмогу, и теперь вся его задача просто удержать жертву на месте, кто знает. Ещё раз обозначившись лёгким появлением, ровно настолько, чтобы стрелять из СВД можно было только от избытка самонадеянности, Меченый перешёл к основной части своего плана. Удерживая свой ВАЛ одной правой рукой так, чтобы палец находился на спусковом крючке, он сдвинулся в сторону тела Николая, оставаясь невидимым для снайпера. Тот не проявлял себя, но вне всяких сомнений, прильнул к прицелу: ведь вся картина кричала о том, что боец, если и не деморализованный, то по крайней мере, частично выбитый из колеи таким обстрелом, будет настойчиво пытаться прорваться в мёртвую зону, а значит, способен допустить роковую ошибку. Подняв левой рукой большой кусок тёмного пластика, видимо когда-то являвшегося частью отделки магазина, сталкер швырнул его с таким расчётом, чтобы тот оказался в поле зрения монолитовца примерно на месте последнего его засвета, откуда ближе всего бежать к девятиэтажке. Конечно, он не рассчитывал, что противник окажется настолько дёрганным, что нажмёт на курок, клюнув на такую простенькую разводку. Но сейчас этого и не требовалось — достаточно, чтобы снайпер перевёл прицел в другую точку. В следующую секунду Меченый шагнул из-под козырька, одновременно хватаясь освободившейся рукой за цевьё и наводя оружие на цель. Выстрел сталкера не намного опередил ответ снайпера. Только он стал точным, а вот пуля монолитовца ушла, как говорят «в молоко», поскольку на спусковой крючок тот нажал уже заваливаясь. Винтовка выпала из рук сектанта и, ударившись о край крыши, полетела вниз. Сам снайпер, вероятно зацепившись за арматуру, которая соединяла букву лозунга с её опорой, замер в неестественной полуподвешенной позе с задранной вверх правой рукой. Сразу после окончания схватки подступила печаль — ведь всё могло сложиться по-другому. Даже заметил их фанатик наверняка случайно: расстояние между зданиями небольшое и чтобы засечь кого-то внизу, надо выглянуть за край крыши. Нет бы, поганец, лежал себе спокойно и пялился вдаль в оптику. Вчера тут спокойно прошёл Леший, а значит, снайпер залез на точку позже, под шумок облавы, когда никто и носа высунуть не мог. Из универмага его тоже невозможно было засечь, поскольку он позицию с видом на другую сторону занял. На войне, как на войне — все ходы не просчитаешь, от всего не убережёшься.
Однако нельзя терять время, ведь неизвестно, сколько его в наличии до возможного появления подкрепления сектантов. Несмотря ни на что, оставлять товарища на обед местным четвероногим и воронью, Меченый не собирался. Приходилось рисковать, заведомо имея поблизости других врагов. Сталкер подбежал к Николаю и, ухватив того за руки, с огромным трудом взвалил гиганта себе на спину. Правда, ноги капитана всё равно волочились по асфальту, но зато в крайнем случае, тело мёртвого товарища прикроет от выстрела в спину. Крякнув от натуги, Меченый поспешил ко входу в книжный магазин. План, как на скорую руку защитить напарника от падальщиков, возник практически сразу: накрыть массивным шкафом, стоящим в самой глубине зала — вот тебе и гробница. Дотащив тело, сталкер упал ниц от усталости по перетаскиванию столь тяжёлой во всех смыслах ноши. Упёршись руками в колени, он переводил дыхание, когда до его слуха долетел неясный звук. Происхождение его ставило в тупик — человеку тяжело воспринимать вещи, которые иначе как нереальными и не назовёшь. А почудилось Меченому, что звук доносился из шлема покойного. Пытаясь найти ответ на то, что казалось за гранью, сталкер потянулся к телу капитана, лежавшему на животе с повернутой в противоположную от него сторону головой. Наверное, ожидания Меченого в тот момент, если бы его кто спросил, описывались словами от «не знаю» до «всё, что угодно и самое худшее». Наклонившись вперёд, он потянул забрало шлема на себя, открыв его до половины. От дальнейшего его остановило два существенных факта: первое, что в открывшуюся щель сразу начала вытекать, обагрив его руку, накопившаяся внутри кровь, а второе — собственно залитое кровью лицо Николая. Живой человек со всем этим никак не вязался, а увидеть месиво из костей, мозгов и крови вместо верхней половины головы не было желания. Но тут звук повторился и Стрелок понял, что это неясное бормотание, которое определённо исходит именно от капитана. Тем более благодаря приоткрытому шлему он теперь увидел, как едва заметно шевельнулись у напарника губы. Ухватив товарища за плечи, Праведников перевернул его на спину и, приподняв ему голову, до конца открыл забрало, чтобы разобрать хоть что-то из слов Жердева. Его окрыляло то, что раз напарник может говорить, то он жив, пусть и вопреки здравому смыслу.
— Врачи не рекомендуют слушать духовой оркестр, лёжа и в окружении сослуживцев, — произнёс капитан тихо и отчётливо, после чего приоткрыл глаза.
— Вот бродяга! На тот свет, можно сказать, сбегал, а всё шутит!
— На том стоим. Однако, дружище, раз я вижу твою физиономию, то очевидно всё по-прежнему плохо?
— Ага, — жизнерадостно согласился сталкер. — Но с другой стороны, если бы ты не пришёл в себя, то очнулся бы в деревянном ящике.
— Кажется, я немного отключился?
— Можно конечно и так сказать.
— Я не вполне уверен, но ты вроде бы обращался со мной как с мешком картошки? Во всяком случае, я, похоже, пришёл в сознание от того, что меня швырнули на бетон.
— Родной, уж прости, но ты за живого не канал ни разу, а вдобавок — ты сколько весишь?
— Сто десять, может сто пятнадцать.
— Вот-вот, а в броне, разгрузке и прочем — под полтора центнера набегает. А я как тяжелоатлет не очень.
— Не обижайся, это я стебусь, чтобы не так тошно было.
— Ладно, дай-ка я проясню всё до конца.
Сказав это, Меченый насколько возможно аккуратно снял шлем с товарища, по-прежнему остававшегося немногим лучше мёртвого. Он хоть и не стонал, но каждое движение заставляло его сильно морщиться. Осмотрев шлем и голову раненого, оставалось только признать, что чудеса случаются. Пуля, войдя под острым углом, видимо не только утратила большую часть своей силы, но и изменила направление, пройдя вдоль стенки шлема от затылка к виску, увязнув в результате в подкладке. Беспомощное состояние Николая объяснялось тем, что при этом она его вскользь задела и он, получив сильный удар, просто отправился в глубокий нокаут. Кровавая борозда на боковой поверхности черепа, со срезанной начисто кожей и отсутствующей третью уха в середине этой траектории, красноречиво свидетельствовали об этом. Везение впечатляло. Пройди пуля на несколько миллиметров ближе к центру — и даже потеряв изрядную часть энергии, она могла бы снести часть черепной коробки. Второе рождение Николая товарищи решили обсудить и обмыть позже, если они, конечно, вообще выберутся из этой передряги. Достав шприц-тюбик промедола, Меченый вколол напарнику обезболивающее, обработал рану и обкорнанное ухо, после чего перевязал многострадальную голову. Тем не менее, это всё первая помощь, а требовалось нечто большее: как ни крути, а капитан смог встать на ноги и сделать несколько шагов только при поддержке сталкера, что однозначно говорило об основательном сотрясении мозга.
