Видя, что Мэнсон не задает вопросов, Аюпа продолжил:
— Ты выдержал все испытания, Жефа, и доказал, что достоин быть избранным. К тому же Котти не раз указывал на тебя, а это значит для нас очень много. Итак, Жефа, ты начнешь сегодня, с закатом солнца…
— Что я должен начать, мистер Аюпа? — насторожился Джеф.
— Ты оплодотворишь Йерпу, и она зачнет от тебя ребенка.
— Йерпа? Кто такая Йерпа?
— Одна из наших девушек. Она молода и готова стать матерью…
— А почему вам нужен именно я, мистер Аюпа?
— Что значит именно ты, Жефа? Нам нужен достойный. Мы оказались в безвыходном положении. У нас уже восемь лет не родятся дети. Это очень плохо для нашего народа…
— Но у вас же много мужчин. Они что, больны?
— Нет, они не больны. Они ночные охотники.
— То есть они приняли какой-то обет? Отказались от женщин? — не успокаивался Джеф.
— Я не знаю, как тебе это объяснить, Жефа. Но они ночные охотники, и от них не могут рождаться дети.
— То есть они пытаются оплодотворить женщин, но дети от этого не рождаются? Так?..
— Зачем быть с женщиной, если ребенка все равно не зачать? — в свою очередь удивился Аюпа.
— Ну… Ради удовольствия…
— При чем же здесь удовольствие, Жефа? Зачать ребенка должен самый достойный. Тот, кто отвечает за здоровье будущего, еще не родившегося человека. К этому нельзя подходить с точки зрения чьего-то удовольствия…
— Но у нас, у людей, которых вы называете «злыми», все именно так.
— Как это «так»?
— Мужчины и женщины у нас встречаются не только для того, чтобы зачать детей, но и для удовольствия… Скажу больше — чаще они встречаются именно ради удовольствия, а не ради зачатия детей…
Джеф замолчал, а Аюпа недоверчиво на него посмотрел, пребывая в некоторой растерянности.
— Но это, наверное, для обучения, Жефа, — придумал объяснение сам Аюпа. — Вы несовершенные люди, и вам это необходимо, чтобы потом зачать ребенка с максимальным вниманием и концентрацией.
— Мистер Аюпа, у нас нет никакой концентрации. Мы занимаемся этим делом до изнеможения, и если не предохраняемся, то иногда получаются дети…
Лицо мудреца Аюпы превратилось в застывшую маску. Было видно, что он не то чтобы поражен, а просто ошарашен.
— Но ведь… Жефа… — Будто иша поддержки, Аюпа протянул к Мэнсону руку. — Но ведь так нельзя! Зачатие — это так же важно, как и сама жизнь. Если относиться к этому без должного внимания, ваш народ превратится в мусор…
«Странно, что я сам никогда об этом не думал… — размышлял Мэнсон. — А ведь на самом деле мы давно превратились в мусор. По причине не правильного зачатия или по какой другой, но мы действительно мусор — „злые люди“».
— Признаться, то, что ты сказал, Жефа, меня озадачило… — развел руками Аюпа.
Он замолчал, и его посох начал выводить на песчаном полу замысловатые фигуры. Старик задумчиво рисовал каракули, а затем решительно их перечеркивал. Следом он рисовал новые, и Мэнсону казалось, что так будет продолжаться до бесконечности. Но неожиданно Аюпа прервал очередной росчерк, не закончив линию. Он посмотрел на Джефа, и в его глазах снова появилась уверенность.
— И все-таки ты пойдешь к Йерпе. Она знает, как сделать правильно. Она тебе поможет…
— Хорошо, я пойду к Йерпе, — согласился Джеф, но подумал о Лале.
«Может, старик согласится на обмен?..» — соображал Джеф. Наконец он набрался смелости и спросил:
— Скажите, сэр, а нельзя ли заменить Йерггу Лалой…
— Что значит «заменить»? Ты хочешь начать с Лалы?
— Да… — не очень понимая вопрос, подтвердил Мэнсон.
— Думаю, что можно сделать и так. Сначала Дала, а потом все остальные…
— Какие остальные, сэр? — решил уточнить Джеф. Ему не очень-то хотелось иметь дело со старухами.
— Мы приготовили восемнадцать девушек, Жефа.
«О!..» — подумал Мэнсон. Ему вдруг захотелось дожить до глубокой старости, чтобы потом написать мемуары. В голове пронеслось даже название: «Бесконечные ночи любви Джефа Мэнсона».
— Каждые три дня к тебе будет приходить новая девушка, Жефа, и ты должен быть очень внимателен.
— Я буду внимателен, сэр…
— То, что тебе предстоит сделать, для нас очень важно.
— Я приложу все свои силы, сэр.
Джефу выделили просторную хижину с очень широким брачным ложем, больше похожим на стол. Конструкция была грубой, но достаточно надежной и, скорее всего, служила аборигенам очень давно.
Никаких благовонных растираний вопреки ожиданиям Джефа не было. За весь день его покормили только горсточкой толченых семян, зато в изобилии пить какой-то сладковатый напиток, по вкусу разведенную в воде муку. Но Джеф не роптал, понимая, что находится «при исполнении», на место «службы», он на всякий случай ис-все углы хижины, но еды не нашел.
«Они подходят к этому слишкомпо-деловому — подумал Мэнсон, — не мешало бы хотя бы вазочку с фруктами…»
Вместе с тем Джеф не чувствовал никакого волнения. Скорее его разбирало любопытство: как поведет себя Дала? Будет ли она страстной или холодной? Повлияет ли на нее тот факт, что они знакомы?
Но вот послышались ровные, будто отмеренные часовым маятником шаги. Циновка отошла в сторону, и в хижину проскользнула Дала. Она была совершенно обнаженной, но при этом внутренне собранной.
— Как ты себя чувствуешь, Жефа? — низким и почти бесцветным голосом спросила она.
— Ничего… — сказал Мэнсон. — То есть я чувствую себя хорошо.
Дала кивнула и взобралась на кровать. Она легла на спину, глубоко вздохнула и так же бесцветно проговорила:
— Как только будешь готов, Жефа, можешь начинать.
— Ага… — сказал Мэнсон. Поведение Лалы вовало на него угнетающе. Джеф предполагал, что все будет не так, как он привык это делать, но надеялся хотя бы на улыбку.
«Возьми себя в руки, Мэнсон. Перед тобой красивая женщина. Ты делал это много раз и еще…»
Джеф лежал на опустевшем грубом столе, служившем брачным ложем, и, глядя вверх, на сверкавшие в дымоходном отверстии звезды, вспоминал свой далекий и понятный мир.
«Наверное, мы действительно уже выродились и превратились в мусор. И мысли у нас такие короткие и незрелые…»
Мэнсону было грустно от того, что Лала, девушка, к которой он питал пусть небольшое, но расположение, использовала его. С другой стороны, Аюпа предупреждал, что это будет именно так.
«Пришло время послужить», — сказал он. Так что все было честно.
Мэнсон еще раз припомнил, как Лала будто впилась в него своими глазами и только командовала: «Смотри на меня, Жефа. Смотри только на меня…»
