– Не волнуйтесь! Не волнуйтесь, товарищ Дроздов. Я все предусмотрел! Китаец никуда не денется, я его запер на кухне. С вами же я связался тотчас после того, как сделал приблизительный перевод рукописи. Мне показалось, что там есть такие сведения, которые не могут вас не заинтересовать. Минуточку!
Профессор поднялся, шагнул к столу и вынул из ящика кипу бумаги, испещренной мелким почерком.
– Вот этот перевод! – Варшавский поднял руку с бумагами и принялся как-то странно потрясать ими, при этом постукивая второй рукой по столу. Оставаясь на том же месте, в контражуре тусклого пасмурного дня, профессор начал неторопливо рассказывать про перевод. – Вот здесь, в этой кипе бумаг, без всякого сомнения, содержатся настолько ценные сведения, что их значение невозможно оценить в настоящем и в будущем, и глупо было бы не обратить внимания на то, что все это очень важно для победы всемирной революции, поскольку…
Дроздов сосредоточился на движении кипы бумаг и так напрягся, чтобы понять смысл того, что запутанно объяснял профессор, что Варшавский без труда затянул его в пучину транса окончанием замысловатой фразы:
– …поскольку только в подобном тексте по крупицам воссозданы основы понимания человеком сущности сосредоточения внимания на самом важном объекте, причем именно в средоточении проявляется высшая сила подавления воли.
Профессор опустил руку и провел ладонью перед глазами Дроздова. Тот не шевельнулся, глядя в одну точку остекленевшими глазами.
– А теперь внимательно слушай меня, – сказал профессор. – Поскольку я знаю, как тебе помочь. Ты хочешь, чтобы я помог тебе?
– Да, – шепнул Дроздов.
– Ты находишься в затруднительной ситуации?
– Да.
– Тебе удалось подготовить реципиента?
– Не знаю.
– Откуда такие сомнения? – Стараясь не шуметь и не делать резких движений, Варшавский опустился в кресло напротив.
Из кухни тихонько вышел китаец и пристроился рядом.
– Меня обманули с базальтом, – ровным голосом ответил Дроздов.
– Вот как? – поднял брови профессор. – Можно узнать подробнее? Возможно, я смогу помочь.
– Богдан сообщил мне, что Голос Бога можно услышать на горе из твердого камня. Вы подтвердили, что базальт может быть приемником волн особого рода. Я заказал куб из базальта, но мне подсунули стеклодувный шлак.
– И что? Поведение реципиента не изменилось?
– По большому счету нет. – Голос Дроздова не выражал никаких эмоций.
– Надеюсь, вы его держите в замкнутом помещении?
– Конечно.
– Это хорошо. Место содержания реципиента вообще имеет большое значение. От этого зависит правильная интерференция корпускул.
Китаец улыбнулся, услышав этот бессмысленный набор терминов.
– Опишите место содержания реципиента. – Профессор приготовил лист бумаги и карандаш.
– Я держу его в комнате без окон.
– Нет. Начнем не с этого. Помещение находится в Москве?
– Да.
– В каком районе?
– Сокольники.
Варшавский быстро записывал ответы. Он узнал точный адрес, пути подъезда, расположение дверей, число людей в доме, наличие охраны.
– Понятно, – сказал профессор, выпытав всю необходимую информацию. – Тогда я могу дать вам совет. Подождите еще пару дней. Условия содержания реципиента нормальные. Скоро у него проявятся невиданные способности. А теперь слушайте и запоминайте главное. Сейчас я сосчитаю до десяти. На десятый счет вы забудете все, что здесь происходило. В памяти останется только сам факт нашего разговора и ощущение важности сказанного мной. Раз, два, три…
Китаец поспешил обратно на кухню и заперся там. По комнате медленно расплывался сладковатый цветочный запах. Досчитав до десяти, профессор как ни в чем не бывало предложил Дроздову стакан чаю.
– Нет, – приходя в себя, ответил энкавэдэшник. – Спасибо. У меня дел полно. Ладненько! Спасибо за ценную информацию.
– Не смею вас больше задерживать.
Максим Георгиевич оделся и, еще раз попрощавшись, покинул квартиру профессора. Некоторое время Варшавский неподвижно сидел в кресле, ожидая, когда тарахтение автомобильного мотора стихнет за поворотом. Затем он бесшумно подкрался к двери и глянул в глазок. Только окончательно убедившись в том, что Дроздов не вернется, он запер дверь на ключ и позвал Варю с китайцем.
– Ну что же, – профессор потер ладони, словно собирался взяться за лопату. – Информацию мы добыли. Теперь, Ли, твой ход.
– Пестики хризантем нужно варить четыре часа, – объяснил китаец. – Затем необходимо дождаться, когда сироп загустеет. Сегодня к восьми вечера он наберет силу.
– Это яд? – испугалась Варя. – Вы хотите отравить Дроздова?
– Не бойся, никого убивать не будут, – отмахнулся профессор. – Это древнее восточное парализующее средство. Конечно, если превысить дозу, возникает паралич дыхания и смерть, но Ли с этой штукой умеет обращаться виртуозно.
* * *
Сердюченко гнал машину по городу, а Дроздов на заднем сиденье едва не скрипел зубами от злости.
«Обидно не то, что профессоришка оказался врагом, – думал он. – Этого как раз можно ожидать от любого. Да хоть от меня самого. Но никто еще меня так не дурачил! За полного идиотика ведь держат! Гипноз… Нашли растяпу вокзального! Думают, что в НКВД работают одни дурачки малахольненькие? Но ничего… Теперь у меня в рукаве все козыри. Теперь я могу в любую минуту сдать профессора. Хотя еще не факт. Первый раз я попался на его удочку действительно как растяпа вокзальный, и он под гипнозом мог запросто поставить код, чтобы я не мог причинить ему никакого вреда. Ай-яй-яй! Как же я дал себя провести? Был бы пролетаришка темный, а то ведь знаю же! Читал и Павлова, и Сеченова читал… Черт! Как же узнать, установил он код или нет?»
Дроздов осторожно представил, как набирает номер и рассказывает Свержину о происшедшем. Сердце тут же сжало спазмом.
«Вот сучий потрох этот профессор, – злобно подумал энкавэдэшник. – Ну ничего, на тебя я управу найду. Вопрос на самом деле в другом. Зачем Варшавскому понадобилось выпытывать у меня адресок, где я держу реципиента? Об этом надо подумать».
Постепенно гнев уступил место холодному рассудку, Дроздов успокоился и откинулся на спинку сиденья. Получалось, что Варшавский начал какую-то свою игру. Можно было предположить, что во время первого сеанса гипноза он узнал о подготовке реципиента и сам решил использовать его за неимением возможности подготовить собственного.
«Рукопись, которой он пытался загипнотизировать меня во второй раз, скорее всего, была настоящей, – припомнил Дроздов. – Хоть мне и приходилось корчить из себя погруженного в транс, но термин «Голос Бога» там точно упоминался».
