Я снимаю перчатку, медленно поднимаю руку и протягиваю ладонь. Черный зрачок резко сужается в тонкую линию, а потом змей закрывает глаз. Под моими пальцами мокрая от дождя, прохладная и твердая, как камень, чешуя. Волна судороги заставляет вздрогнуть змеиное тело, и вслед за этим Страж издает слабый, но гулкий, полувздох-полустон. Пора.
Отступаю на несколько шагов, выбирая место поудобнее. Гладкая чешуя не дает мне возможности зацепиться за нее, поэтому я «достаю» лестницу и, приставив ее к змеиной голове, взбираюсь наверх. Массивная надбровная дуга подо мной и сочащаяся кровавой сукровицей глубокая рана вместо глаза под ним. Ну и досталось же змею от тварей – они смогли добраться до одного из его глаз.
– Ну что же, будем надеяться, я справлюсь, – говорю я в дождь и «достаю» короткий нож.
Зажимаю лезвие ладонью. Замираю на мгновенье. Сталь приятно холодит кожу. Зачем я это делаю? Резким движением выдергиваю из сомкнутой ладони лезвие. Клинок слишком острый, и я не сразу чувствую боль. Сильнее стискиваю кулак, когда она приходит. Тяжелыми каплями ярко-алая кровь падает вниз, прямо в страшную рану. Я не знаю, сколько ее нужно. Не знаю, спасет ли она Стража, созданного другим человеком. Я ни разу не слышал ни о чем подобном. Зачем я вообще это делаю? «Может быть, – приходит усталая мысль, – я хочу, чтобы хоть кто-нибудь остался в живых…»
Холодный и расчетливый циник во мне не может не радоваться тому странному стечению обстоятельств, причудливым образом предоставивших мне возможность поработать со смертельно опасным хищником. Вспоминая все, что известно о Стражах, их сущности и возможностях, я невольно прихожу к выводу, что умирающий змей может стать прекрасным материалом для уникальных исследований. Бездушный профессионал снова подает голос, поясняя, что в случае, если змей выживет, между нами не будет той связи, что характерна для тандема создатель-Страж. Это значит, что в случае ранения или гибели одного из нас второй никак этого не почувствует. По сути, монстр уже мертв, и лишь невероятная жажда жизни удерживает его на грани. А моя кровь, – продолжает объяснять циник, – всего лишь лекарство, способ оживить змея, который, вероятно, не возымеет никакого эффекта. Я устало внимаю сухим пояснениям, а потом без особых эмоций убиваю этого циника, задушив и сломав тому шею. Нет, для меня это не эксперимент и не уникальная возможность.
Тягучими каплями моя кровь продолжает срываться с ладони и исчезать в ране. Хватит. Задираю руку и оглядываюсь. В принципе, можно и не спускаться обратно на землю. Осторожно, чтобы не поскользнуться и не упасть, я перебираюсь к следующей ране. По сравнению с предыдущей, эта не кажется ужасной, но все равно выглядит очень плохо. Приседаю на корточки и протягиваю руку, почти касаясь раны. Приходится несколько раз раскрыть и закрыть ладонь, заставляя кровь бежать из пореза. Морщусь болезненно, но нужного добиваюсь – алые капли падают вниз. Здесь я трачу совсем немного крови и пускаюсь дальше, к следующей ране. Так я и ползаю по огромной туше Стража, а он лежит неподвижно. Уже даже несотрясаемый судорогами.
На самом деле ран на теле змея оказалось не так много, как мне сперва показалось, и через десяток минут, закончив с последней, подхожу к той, в которую с таким остервенелым упорством вгрызались гигантские муравьи. Спустя минуту я обрабатываю и ее своей кровью. А потом змей как-то дергается всем телом и переворачивается, открывая мне сторону, на которой лежал. Раны есть и здесь, но они покрыты грязью, так что приходится ждать, пока дождь ее не смоет. Я плету, усиливая его, заставляя тугие струи быстро омыть змеиное тело. Легкие облачка пара вырываются из моего рта, а появившийся озноб заставляет дрожать от холода. Я снова плету, и тучи начинает относить поднявшимся ветром. Но я уже не смотрю наверх, полностью сосредоточившись на оставшейся работе.
Ну вот и все. Я закончил. Сползаю с огромной туши. Мне хватило сил, чтобы отойти от монстра, «достать» стул со спинкой, и упасть в него. Кое-как заклеиваю лейкопластырем порез на ладони – сгодится. Закуриваю. В другой руке появляется чашка горячего кофе, щедро сдобренного коньяком. Теперь остается только ждать. Тяжелая усталость сковывает мое тело. Докуриваю сигарету и щелчком отправляю окурок в грязь. Кофе заканчивается, но даже намека на бодрость я не чувствую. Я слишком устал. Ленивые мысли нехотя ворочаются в голове, замедляясь с каждым ударом сердца. Страж так и лежит, не шелохнувшись, даже его единственный глаз закрыт. Не получилось? Не знаю. Не хочу знать. Ничего не хочу. Мои веки тяжелеют, и лишь с заметным усилием мне удается держать их открытыми. Подбородок опускается на грудь, и последнее, что я чувствую – это сожаление.
Теплый ветер дует мне в лицо. Где я? Ничего не вижу. Воздух теплый, но какой-то… не знаю, спертый, что ли, нет, он скорее вонючий и, я бы сказал, смрадный. Да что же это за вонь?! Открываю глаза и едва не падаю со стула от неожиданности, потому что прямо передо мной находится страшная морда. От нее-то и несет теплым зловонием, выведшим меня из забытья. Первая мысль, что у меня возникает: «Не двигаться! Притвориться мертвым, и тогда, может быть, эта огромная тварь пройдет мимо». Гигантская голова закрывает собой почти весь обзор, поэтому мне не сразу удается разглядеть безжизненные здания мертвого города. Я все еще здесь. Слева темной громадой вздымается ввысь высокая башня пустого дома в двадцать этажей. Память окончательно возвращается, но дрожь в коленях, несмотря на сидячее положение, еще напоминает о секундном испуге. Страх, испытанный при пробуждении, вдруг улетучивается, сменяясь восхищенным недоумением. Огромная морда отодвигается от меня, и я, наконец, могу более подробно рассмотреть Стража. Змей очень сильно изменился. Если раньше его чешуя была угольно-черной, то сейчас я наблюдаю перед собой самого настоящего альбиноса. Я даже протираю глаза, думая, что подсознание шутит со мной, вызывая причудливую галлюцинацию. Змей свернулся огромным кольцом, и его чешуя сверкает невероятной белизной в лучах яркого солнца. Задираю голову. Высоко-высоко надо мной простирается бездонное синее небо, и слепящий шар солнца висит на нем. Ни следа туч или даже облаков.
Новый цвет чешуи Стража настолько бросается в глаза, что я не сразу замечаю другие изменения, случившиеся с ним. Неотрывно и не мигая, на меня смотрят два змеиных глаза с почти незаметными вертикальными зрачками. Но тяжелые надбровные дуги нависают над глазами не цвета золота, но цвета неба. Не имею ни малейшего представления, почему так произошло, что монстр сменил цвет глаз. С тихим шипением, будто десятку котов одновременно прищемили хвосты, из его пасти вырывается ярко-красный язык, и меня снова обдает вонью. Очарование момента от созерцания такого красавца улетучивается вмиг. Хватаюсь за нос, зажимая его, и гнусаво ворчу:
