— У нас тоже есть такие, — вдруг вспомнил Олег. — Ходят по улицам и краской обливают тех, кто одежду из натурального меха носит. А до тех, кто мальчишек по телефону в постель заказывает, им дела нет… Маму однажды окатили краской, она пришла вся в слезах — шуба такая красивая была Так отец их через два дня нашел.
— Ну и что? — заинтересовался Йерикка.
— А ничего. Заставил друг друга этой краской изрисовать и отпустил. — Олег невольно улыбнулся, вспомнив эту виденную им картину. И вздохнул.
— Они у тебя хорошие, наверное, родители, — понимающе произнес Йерикка. — Ты не грусти, Вольг. Ты их скоро увидишь. А вот я своих — уже никогда, — он посмотрел куда-то на горные вершины. — Даже если мы вернемся обратно, как положено по закону Рода, — мы друг друга уже не узнаем. А может — и не вернется никто. Некуда будет.
— Почему? — спросил Олег.
— Да потому, что, когда погибает все племя, становится некуда возвращаться, — печально ответил Йерикка. И тряхнул головой. — Ладно. Ты книжки купил?
— Не совсем купил, — замялся Олег. — Подарили. На, посмотри, если хочешь.
Йерикка перелистнул книги. Понимающе сказал:
— Стихи твоего деда… Ты их, наверное, очень любишь?
— Я их почти не знаю, — не стал притворяться Олег.
— Такие хорошие?! — искренне удивился Йерикка. Перевернул еще несколько листов и, не обращая внимания на толпу вокруг, прочел:
Не умалю заслуг бородача,
сыскавшего бесценный первый камень.
Но Женщина — начало всех начал,
но женскими невидными трудами
был обжит край,
был вздут огонь в печах,
хлеб испечен и выношены дети.
Поистине все лучшее на свете,
все в Женщине —
начале всех начал…
Наверное, он посвятил их своей жене.
— Вряд ли, — покачал головой Олег. — Он писал, что мало уделял ей внимания. И даже прощенья просил… только вот поздно — уже после смерти.
— Вот как? — кажется, Йерикка удивился. А Олег попросил:
— Пошли, покажешь мне, чем тут торгуют.
* * *
К тому времени, когда деловой шум ярмарки затих и сменился шумом веселья, Олег «уходился». Они раз двадцать прошли ярмарку насквозь, и Йерикка показывал все новые и новые товары. Олег купил пачку чая в серебристой фольге, совсем земной. Несколько раз они перекусывали пирогами с лотков разносчиков — горячими, мягкими и умопомрачительно вкусными. И разговаривали, сами не заметив, как остановились, присев на край чьего-то воза, около большой утоптанной площадки, на которой и вокруг которой уже начал бурлить народ. Только сейчас Олег обратил внимание, что уже поздний вечер.
— День напролет вас ищем! — послышался знакомый голос, и мальчишки, обернувшись, увидели Бранку, Гостимира и еще с полдюжины парней и девчонок из Рысей. Шумной компанией они подошли к друзьям и расселись на возах. Посыпались вопросы:
— Купил?
— Забрать-то когда?
— А кроме огненного боя ничего?
Йерикка отмахивался. Бранка, ловко усевшись рядом с Олегом, обиженно сказала:
— За-про-сон усвистал, не побудил одно. Вместе б ходили.
— Йерикка не велел, — поспешно перевел стрелки Олег, хоть это и было не очень красиво. От Бранки пахло нагретой тканью, ромашкой от волос и холодной водой. Поспешно порывшись в кармане джинсов, Олег достал орешки, которыми так и не попользовался. — Угощайся, вот.
— Угощай, — лукаво сказала Бранка. Олег, поднатужившись, раздавил орех об орех, протянул девчонке очищенные ядрышки:
— Держи, я сейчас еще расколю.
Здесь, как успел заметить Олег, эти орехи лопали, как в его мире — семечки. Где бы ни собирались славяне на короткое время — обязательно оставляли после себя шелуху скорлупок.
Два рожка визгливо задудели какую-то странную ломаную мелодию, и на мгновенно расчистившуюся середину утоптанного круга вышел совершенно седой гигант с гладко выскобленным подбородком и могучими усами, которые, будучи заложенными за уши, спускались до плеч. На головной повязке у него были знаки Орлов. Расшитую кожаную безрукавку в юношески стройной талии стягивал широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, украшенной красными камнями, а ремни, стягивающие «сапоги», были сделаны из узорчатой, переливающейся всеми цветами радуги, кожи. Старик начал пританцовывать-приплясывать, то нагибаясь к земле, то выпрямляясь, то раскидывая руки, то идя вприсядку, то почти падая, то подскакивая… В наступившей почти полной тишине Олег услышал его сильный, но дурашливый голос, выкрикивавший:
Ой, давайте, парни, драться,
Чем задумавшись ходить!
Я один сюда пришедши,
Вам слабо меня побить!
Почти тут же в круг вышли трое молодых мужиков — в разных повязках, но с одинаковыми длинными палками. Переглянулись — и напали. Одновременно и всерьез.
Потом начался какой-то идиотизм… Один из нападавших грохнулся наземь; у второго из рук вылетела палка; третий сам ее выпустил и зарылся носом… Старик, продолжая свой танец, завопил:
Мой кистень — моя игрушка,
В чистом поле — за дружка!
Разлетайся, черепушка,
Эх, хангарская башка!
Теперь Олег различил у него в руке выскользнувшую из рукава тусклую гирьку на тоненьком ремешке. Действовал ею старик обалденно, заставляя всех троих кувыркаться снова и снова. Из толпы выскочили еще трое, бросились с такими же палками на помощь… Олег заметил, как из другого рукава старика серой тенью выскочил второй кистень — и к старому бойцу просто стало не подойти: его окружало сплошное серое сияние, издававшее низкий посвист:
Хорошо тому живется,
У кого стеклянный глаз!
Он не колется, не бьется,
И сверкает, как алмаз!
— Это Яр Туроверыч, — с уважением и неприязнью, прозвучавшими в голосе одинаково отчетливо, сказал Йерикка. — Когда-то он убил одного из моих прадедов, тогдашнего князя племени… Яру было шестнадцать; он вызвал прадеда на поединок в полном вооружении, а сам вышел с одним кистенем. И убил одним ударом — перехлестнул ремень через щит, пробил шлем и голову… Такого бойца поискать, хоть и лет ему много.
Старый Яр подобрал оба кистеня и положил руку на плечо рослого парня — выскочив из толпы, тот с готовностью подставился и гордо посмотрел кругом. Вот тогда Олег и узнал в парне своего вчерашнего обидчика.
Юный Орел тоже задержал взгляд на землянине. Скривив губы, что-то сказал старику, кивая на Олега.
— Так этот дуб его внук? — спокойно спросил Олег, уже зная, что сейчас будет, и веселея от азарта. Йерикка, ничего не заподозрив, кивнул, но Бранка, обостренным женским чутьем что-то ощутив, взяла Олега за рукав:
