Войцех посмотрел на показанную ему мной машину и молча пошел за мной. Только я вижу, что в нем давно копятся вопросы и что его рано или поздно прорвет.
— Ян, а ты уверен, что необходимо его брать?
— Да.
— Точно уверен?
— Да.
— Только из-за списка клиентуры этих шлюх?
— Да.
— Охраннику клиенты не подотчетны, Ян.
— Здесь они ему известны. Заведения такого порядка — не из дешевых — всегда под неусыпным надзором находятся.
— Часть имен ему, может, известна, но всех людей он знать не может.
— Конечно, всех не знает… только тех, с которых целое состояние можно срубить компроматом — за богатыми владельцы всегда присматривать приказывают. Такое и в борделях высшего уровня практикуется — только добытые для давления и вымогательства данные в таких местах больше не владельцам, а властям на руку… и попадают они обычно в руки — властям. Хозяева же клиентуру берегут, а мы их… мы всех имеем в итоге — и шлюхи, и их хозяева, и их посетители на наши крючки насажены, как наживка или хищная чешуйчатая тварь, клюющая на живца.
— Вы что, за всеми и всегда подсматриваете?
— Подсматриваем и подслушиваем… за всеми, кто того стоит. Для дела мы не только грязное белье ворошим, но и в мусоре копаемся.
— Ты серьезно?
— А что? О человеке по его мусору многое узнать можно. Я вот без вопросов знаю о тебе все — что ты ешь, что пьешь, что куришь… когда и с какой регулярностью.
— Ты что, в моем мусоре копался?
— Да.
— Ян, лучше бы меня спросил, я бы…
— Соврал.
— А что мне врать? Нужды нет.
— Да есть… Нашел я одну вещицу…
— А что? Что нашел?
Войцех вдруг заволновался, и я издевательски усмехнулся ему.
— Вот теперь я, не роясь в твоем мусоре, знаю, что есть у тебя от меня секреты за душой и скрыты они — в твоем мусоре. Теперь обязательно пороюсь. Так что прибирай за собой тщательнее.
— Ян, я никак не пойму… Ты что, шутишь, да?
— Частично… как всегда.
— Не понимаю я, Ян…
— Если бы ты меня понимал, я бы о тебе ничего не знал. Мне лишь за счет этого секреты людей и открыты — за счет спутанности людских мыслей в результате «волчьих» стараний.
Я остановился, как вкопанный, осматриваясь. Войцех последовал мне, тревожно оглядевшись в полумгле ночного города.
— Ян, а что такое?
— Агнешка… Решил, отстанет и назад пойдет, а нет — крадется следом, стараясь на глаза не попадаться.
Девушка поняла, что я ее давно засек, но подойти до сих пор не осмелилась. Она так и стоит в тени — ждет. Пришлось мне тащиться к ней через улицу.
— Ты снова за свое?
— Ты снова оставил меня одну в четырех стенах… ты же знаешь, что я не могу оставаться одна.
Дрожащей рукой скинул с ее плеча золотистую прядь волос.
— А цветы ядовитые зачем с собой взяла?
— Не знаю, Вольф.
— Глупо выглядит! А с другой стороны…
Войцех схватил меня за плечо, напоминая, что не время «волку» слюну пускать, пожирая глазами встревоженную девушку.
— Ян, ты, когда ее видишь, таким дураком становишься — даже тошно. На тебя даже прохожие смотрят — стыдно же.
Может, стыда я и не ведаю, но замечание насчет прохожих меня насторожило. Я резко поднял глаза на поляка, проследил его взгляд и… Ничего себе прохожие?! Во первых — прохожий в единственном числе, а во вторых — он… Неужто Шлегель?.. Шлегель?! Вашу ж…
Я тупо уронил голову на грудь девушки, невзирая на возмущение Войцеха. Да, он прав — я вконец отупел от страсти. Я не просто не ведаю, что творю, — я творю невесть что, не вспоминая и про тень утраченного внимания. Хватанул Войцеха за плечо, взял девушку под руку и потащил в темноту переулка — в нем мы и исчезнем с глаз саксонца. Немец нас не найдет, но он — проследил нас. Черт… А может, померещилось? Может, не он? Не Шлегель?
Поляк, негодуя, поднял руку, намеряясь разъяснять мне мою неправоту, но я пресек его резкостью. Агнешка опечалилась, смотря в мои мутные глаза в тусклом свете подворотни. Она, видно, считает, что я окончательно сдурел от страсти и притащил ее в темный проулок никак не по иной причине. А я, как помешанный, смотрю в ее глаза, как в пустой патронник. Только не Шлегель…
Нет, не он… Что ему делать здесь? Ему здесь, в Варшаве, не место. Нет, не он… не Шлегель. Только все равно — проверить надо. Немец мне бы никогда на глаза не показался необдуманно — без нужды. И если я видел и правда его… если он намеренно показался мне — придется с ним встретиться и… выслушать его змеиные речи или выстрелить ему в голову. Ведь ему точно что-то от меня нужно, раз он выследил, но не выдал меня, а явился ко мне, выставившись на свет.
— Войцех, планы переменились. Вы ждите здесь, я вернусь через час.
Не понял, засек он меня или нет, но я, найдя его и идя за ним следом, остановился возле пристанища похоти. И привел он меня именно к той шлюхе, на которую я глаз положил… вернее, с которой я решил в первую очередь расправиться. Только весь интерес к сей уличной девки, как рукой сняло, — все перекрыла мысль, что человек, которого я никак не могу рассмотреть, может оказаться саксонцем Шлегелем. Черт… Какого черта он сюда приперся? Не то, чтоб я от Шлегеля такого не ждал — он в бордели нередко заходит, но чтоб именно в этот… Что-то не так со всем этим… Неужто он путь крови Войцеха проследил, как я?.. И что он дальше делать намерен?.. Черт…
Он скрылся за дверями, явно занятый выделенной из всех девицей. А я рванул к полякам, оставленным мной в глухом закоулке.
Крепко сжал в руках плечи Агнешки, серьезно всматриваясь в ее глаза.
— Слушай. Пойдешь сейчас в притон порока — наниматься.
Она приоткрыла рот, стараясь что-то сказать.
— Вольф, я…
— Молчи! Скажешь, что наняться намерена — пройдешь спокойно. Осмотришься и аппаратуру слежения поставишь. Ясно? Идем. На ходу расскажу — как, когда и что точно ты должна сделать.
— Я не могу!
— Ты что, не понимаешь, мне не пройти! Я выгляжу так, что с меня плату вперед попросят! А мне платить нечем! И Войцеха я послать не могу — не сможет он сделать то, что я от тебя требую, достаточно скрытно! Только ты дело сделаешь, как надо!
— Я не смогу, нет…
— Ты красавица — тебе без вопросов все двери откроют!
— Я не справлюсь…
Войцех занервничал, начал хмурится.
— Ян, ей нельзя в такое место идти. Я не могу…
— Заткни рот и молчи, пока приказ не отменю!
— Ян, а что такое? Что-то не так?
— Не знаю еще! Но мне нужно знать! Пошли!
Они оба еще не видели меня таким бледным и взвинченным, и я быстро заразил их с виду беспричинной боязнью. Они перестали протестовать и покорно последовали за мной, и не пытаясь ничего выспрашивать и вникать в мои мысли, крутящиеся вокруг немецкого контрразведчика.
