Дварги окаменели, не успев разойтись. Эйле стояла посреди круга из гладких стоячих камней.
Три дварга, те, что носили чаши, были еще в сознании. Они, конечно, поняли, что с напитком неладно. И все же каждый, не раздумывая, сделал глоток.
— Напрасно вы нас боялись, — сказал дварг, опуская чашу. — Мы не стали бы вам мешать. Пусть даже мы навсегда обратимся в камень, когда смолкнет Губитель, — нам все равно. Будет долгая ночь. Мы случайно появились и незаметно исчезнем.
— Завтра вы рано проснетесь, — сказала Эйле. — В стене будет брешь. Скорее принимайтесь за починку.
Ответа она не дождалась: дварг быстро каменел.
Перед самым рассветом они взорвали стену точно напротив машины. Глаза у всех были уже завязаны. Потом они легли на костяной каркас и привязались ремнями. Элгар крепко держал обеими руками голову Уллины Великой. Эйле дала каждому по глотку нового зелья. Они застыли один за другим, почти мгновенно. Их плоть затвердела. Потом она легла сама, отлила немного зелья в плошку, завязала бурдюк и прикрепила его к каркасу. Затянула ремни у себя на груди и на животе. Осушила плошку. В последний миг перед тем, как все исчезло, Эйле ощутила слабый рывок. Машина тронулась с места.
Из пустоты, из небытия явилось ощущение полета. И тотчас же тысячи голосов заговорили разом в голове Орми. В этой какофонии звуков невозможно было выделить отдельный голос или фразу. Плотная до осязаемости, текучая, стремительная масса слов с напором била в мозг.
Орми не был готов к такому натиску. За долю мгновения через его разум проходило больше понятий и образов, чем он успел собрать и постичь за всю предшествующую жизнь. И этот поток неминуемо должен был вытеснить из его головы весь старый хлам, который он называл своей личностью, — так горсть песка мгновенно исчезает из чаши, поставленной под водопад.
Улле пытался расправиться с ним, навалившись всем весом.
Череп Орми раскалывался, голова раскрывалась, как бутон. Но пока еще он оставался собой и не желал сдаваться. Собрав всю свою волю, он построил в боевом порядке остатки своего «я».
В его мозгу происходило величайшее из сражений, длившееся не более секунды, пока машина падала с обрыва: один маленький верткий воин против полчищ безмозглых исполинов.
Но в самой неисчислимой огромности вражеского войска таилась его слабость. В могучем вихре образов, захлестнувшем разум Орми, в этом безграничном разнообразии слов, были исчерпаны все возможности — все мыслимые во вселенной понятия, и, выбирая в каждое мгновение одно из них, единственно верное, можно было проложить путь к спасению.
И Орми прорвался сквозь этот смерч, медленно двигаясь вверх навстречу струям водопада. Улле был стихией, его рать лишена полководца. Ему недостало маленькой закорючки, способной собрать воедино знаки и образы, короткого словечка «я».
Удар и боль. Кости черепа срослись, бутон захлопнулся. Четвертый пояс остался позади; Орми победил.
Это боги не ведают, что творят. Люди-то знают.
Он лежал на чем-то гладком, холодном и твердом. Сознание полностью прояснилось, словно он и не пил никакого зелья. Улле молчал; лишь изредка в разум прорывались уродливые обрывки слов. И все же Орми не решался снять повязку и открыть глаза. Если голос Губителя так слаб, почему не действует зелье? Неужели он лежит здесь уже много дней? Едва ли.
Потом он понял, что голос не стал тише. Напротив, все вокруг было пронизано им; но поток знаков поменял направление. Слово Улле больше не рвалось в его мозг; оно стянулось в бесчисленные тонкие нити, натянутые между небом и землей. Из этих напряженных тугих нитей состоял воздух. Они проходили сквозь тело Орми, не задевая сознания.
Орми соображал очень ясно — яснее, пожалуй, чем когда-либо раньше. Он понял, что снежным великанам удалось-таки осуществить свой замысел. И теперь их волшебные камни упорядочивали словесную бурю вокруг сердца Улле и направляли поток знаков от земли в небо. А может быть, и дальше, в неведомые области по ту сторону тучи, в космос.
Орми все еще не двигался. Он должен был хоть немного привыкнуть к новым ощущениям, сориентироваться.
Вокруг царила абсолютная тишина. Уши не улавливали ни малейшего шороха. Запахов Орми тоже не чувствовал. Уши и нос раньше его не подводили, и все же на этот раз он усомнился в своих ощущениях. Вернее, в отсутствии ощущений. Потому что осязание тоже не работало. Даже собственного тела он почти не чувствовал. Он знал, что лежит на холодном и твердом, но не мог определить, на чем именно. Лед, камень, железо? Скорее всего, лед, решил он. Лед озера Игг. Что же еще. Но почему так притупились, почти исчезли его чувства?
Наконец он решил снять повязку… Так и есть. Тьма. Полная и непроглядная, какой не бывает и ночью в темной пещере.
Орми встал. Странное ощущение: он знал, что дал телу команду встать, но не был до конца уверен в результате. Орми сосредоточился и медленно прошелся мысленным взором по своему телу. Кажется, оно все-таки подчинилось. Он стоял. Уже неплохо. Он крикнул:
— Эйле! Энки! Кто-нибудь! Где вы?
Произошло то, чего он и ожидал. Его рот раскрывался, голосовые связки вибрировали, а звука не было.
В чем же дело?
Ответ пришел сам собой, как будто подсказанный кем-то.
«Напряженность информационного поля Улле столь велика, что никакая посторонняя информация не может сквозь него пройти». Информационное поле. Когда-то он слышал эти слова от Аги. Тогда он не понимал, что они значат. Теперь понял и даже не удивился. Он подумал: интересно, смогу ли я так же легко найти ответ на вопросик позаковыристее? Например, что мне теперь делать?
На этот раз он не смог найти ответа. И медленно побрел вперед, постепенно овладевая онемевшим телом.
Прорываясь сквозь густую массу напряженных словесных струн, Орми испытывал ни на что не похожие ощущения. Окружающее пространство было неизмеримо плотнее, чем он сам. Движение Слова в воздухе вокруг него далеко превосходило по своей мощи то слабое, медленное, робкое движение Слова и Духа, которым являлся он сам. Его «я» просачивалось сквозь тело Улле, как вода сквозь песок или как тепло сквозь камень.
Шаг за шагом идти становилось легче. Он не сомневался в выборе направления, словно какая-то сила вела его сквозь мрак к неведомой цели.
И все-таки страшно, подумал Орми. Впереди сам Губитель, чудовище, без труда покорившее землю. Никто не в силах его одолеть. Снежные великаны и те не вернулись отсюда. Куда же я-то лезу, жалкий червяк?.. И тут он потерял направление. Он не знал, куда поставить занесенную ногу. Один в темноте, безоружный, бессильный…
