и не в дела Семьи, — твердо сказал дедушка. — По крайней мере не сейчас. В Семейные дела ей доступ запрещен и знать ничего лишнего она не должна.
Сандро понимающе закивал.
Семья Лукрезе — это бизнес, а какой бизнес у Коза Ностра? Даже если они лишь обеспечивают поставки черного рынка… Чтобы попасть в семейный бизнес, нужно или родиться в Семье, или достаточно долго, множеством поступков зарабатывать доверие, потому что из Семьи не уйти. Но в целом Виктория и без этого нормально сможет жить, общаясь с его самыми близкими родными и работая в одном из их легальных предприятий.
Например, в медиа-агентстве Летиции с рекламщиками, где нет никакого криминала и серых схем.
— Благодарю за оказанное доверие, Крестный отец, — со всем уважением и почтением опустил голову Сандро.
Дед протянул ему руку и Сандро, как положенно, поцеловал ее.
— И еще… — мрачно вскинул пушистые брови старик. — Вчера утром я переговорил с Бальдини — они не пустят чужаков на свою территорию после срыва цепочки поставок. Так что твой отель не продать.
А вот это плохая новость.
— Так что быстро думай, как сделать отель более прибыльным, чтобы мы просто раздали доли родственникам и прикрыли эту проблему. Хотя бы на время, — шевельнул рукой нонно. — Реализацию поручи Летти или кому-нибудь еще, а ты займешься более важным делом — новой цепочкой поставок.
— Ты же отстранил меня от дел, — подозревая неладное, пробормотал Сандро.
Бросив на внука мрачный взгляд, дед закивал.
— Градиано предлагают Бальдини союз против нас. Как мне не прискорбно это признавать, но ты будешь полезнее при деле в Семье, чем в Париже на плешивых сухарях.
Да, простит Всевышний его сквернословие в такой святой день, но твою же мать… Если дед отменил наказание и признал, что от него, от «мажора», как его за спиной часто дразнят, в Семье есть польза, значит события развиваются по самому паршивому сценарию.
Шумно выдохнув, Сандро закивал.
— Куда мне придется ехать?
Старик недобро шевельнул бровью.
— Я похож на оракула, Сандро? Включай свою перебинтованную голову и думай, как создать новую цепочку поставок, чтобы Градиано с Бальдини не объединились против нас и не начали с нами войну. По крайней мере вместе.
Глава 36
19 апреля
Виктория Волкова
Как же хорошо на том свете…
Все белое и плывет в каком-то тумане. Да, я именно так это и представляла. Как я однажды встречусь со своей семьей.
Расскажу дедушке о том, какое же волшебное мое свадебное вино…
Подождите… А что здесь делает синьор Лукрезе? Он что и на том свете Бог?
Моргнув, я с удивлением увидела нонно, сидящем в кресле у моей постели. В таком же, как и в нашу первую встречу, темно-синем костюме в тонкую белую полоску. И точно также похожим на изысканного портного, вышедшего за самым вкусным кофе с круассаном.
— Ну, наконец-то… Мне уже надоело в тишине сидеть. Как себя чувствуешь, дольчеза?
Я попыталась что-то ответить, но в горле так пересохло, что у меня совершенно пропал голос. Невольно я попыталась шевельнуть правым плечом, как я зашипела от боли и только сейчас заметила, что рука до локтя перебинтована.
— Да, дольчеза, у тебя ожоги первой степени и второй. Ты дымом надышалась и едва не задохнулась, — с какой-то болью протянул дедушка, помогая мне выпить воды из стакана. — Так что пока полежишь в больнице.
— А д-д-д-дети…? — с трудом прошептала я.
Повернув голову к дверям, нонно громко скомандовал.
— Запускайте паршивцев!
Дверь в палату открылась, и я шокировано смотрела на то, как просторная палата на двоих становится очень маленькой от количества входящих в нее людей.
— ЗИА ВИКИ! — зазвенел детский визг.
Первыми забежала малышня в ярких костюмчиках. В круглых очечках, в пластырях и небольших ожогах, но самое главное живая и здоровая. На душе стало так легко, что я не заметила, как ко мне подбежала, рыдающая Летиция и бросилась меня обнимать.
— Вики… — всхлипывала она, словно врач в белом платье-рубашке. — Я не знаю, как тебя отблагодарить… Прости… Прости… Прости меня…
— Не надо… — попыталась сказать я, но меня никто не услышал.
Кашлянув за ее спиной, ко мне обратился и, подошедший к постели, Хорхе. Сегодня он был не в деловом костюме, а в обычной футболке и брюках, хотя по перебинтованным рукам и ожогу от шеи до щеки было ясно, что и ему в пожаре прилично досталось.
— Виктория, я хочу попросить прощения за нашу ссору и сказать, что мы в неоплатном долгу перед тобой, — хрипло начал он. — Ты могла этого не делать, не рисковать своей жизнью, зная, что можешь не выбраться, но сделала все, чтобы спасти наших сыновей. Спасибо, благодаря тебе мы тоже можем жить дальше.
Слегка полноватый испанец сказал это очень сухо, хотя по глазам было понятно, что это не формальность. Просто ему тяжело, как отцу, пережить такое эмоциональное потрясение.
— Ты простишь нас? — всхлипнула Летти, осторожно сжав мою здоровую левую ладонь.
Не в силах говорить, я улыбнулась и слегка кивнула.
Место Хорхе вскоре занял управляющий репутацией Федерико и маленькая пухленькая женщина с тяжелыми кудрями, очень похожая на Летицию только уже за пятьдесят. Тоже душевно высказывали свою благодарность, уже как бабушка и дедушка.
Синьора Агата, смахнув слезы, поцеловала меня в щеки, как родную, и, словно мама, тут же начала заставлять мою тумбочку у постели.
— Дольчеза, тут для вас с Сандро домашний супчик и тефтельки, — начала она, вытаскивая из термосумки контейнеры. — Я, конечно, не повар, так что ты уж прости, но Сандро вроде бы никогда от моей еды не отказывается…
У меня аж сердце защемило, при виде того, как она заботливо щебечет, раскладывает еду, лекарства и вешает мою одежду для больницы в шкафчик. Когда я последний раз лежала в больнице в Москве год назад, мне приходилось питаться едой из доставки и слезно уговаривать мою соседку привезти сменную одежду.
Из термоса мне налили теплый чай с травами и вскоре я уже смогла разговаривать, пускай и только шепотом.
— Виктория, скажи, как нам тебя отблагодарить? — с предвкушением протянул нонно.
— Не знаю… — задумавшись, ответила я. — У меня все есть, дедушка…
Дед вдруг так громко хлопнул по подлокотнику кресла, что я испуганно вздрогнула.
— Ничему ее жизнь не учит! — недовольно пробурчал он. — Только вчера целую лекцию прочитал, что себя нужно ценить!
Нахмурившись, нонно встал с кресла и указав на меня пальцем грозно сказал:
— Еще воспитывать и воспитывать…. Я из-за вас, бестолочей, на тот свет никогда не уйду!
— Так это же хорошо, нонно, — улыбнулась я. — Зачем вам на
