Один из охотников нашел его на границе буша, и так испугался невиданной вещи, что бежал до селения без единой остановки. Там он, едва отдышавшись, рассказал о своей находке. Но никто ему не поверил, потому что никто никогда ничего такого не видел, и старейшины никогда ни о чем таком не рассказывали. И даже колдун, умевший видеть в обоих мирах одновременно, не знал ничего о ножах длиной с локоть. Только вождь Пемалвай заподозрил, что охотник говорил правду.
На следующий день, еще до восхода солнца, Пемалвай отправился в путь, чтобы найти странную вещь. К вечеру он добрался до границы буша и обнаружил обсидиановый нож там, где и говорил охотник. Удивительный меч восхитил вождя, но когда Пемалвай попытался поднять с земли подарок богов, тот рассек ему палец острейшим лезвием.
Никогда еще Пемалвай не видел ничего, что было бы заточено столь же безупречно. Зализав рану на пальце, он присел возле меча и попросил его не кусаться больше. Затем, уже куда более осторожно, вождь поднял оружие за рукоять, обмотанную кожаным шнуром.
По дороге к селению Пемалвай не переставал удивляться остроте стеклянного клинка. Ему пришлось срезать несколько травинок, удостовериться, что нож режет и другие предметы так же легко, как поранил ему палец. Поначалу ему этого хватило, но на полпути к дому вождь задумался, а что будет с веткой кустарника, которая по толщине не уступает пальцу, если не просто коснуться ее острием, а как следует резануть. Любопытство так одолело мужчину, что ему даже не лень стало немного отклониться от короткой дороги в сторону, где можно было найти куст банксии, одиноко стоящий в стели.
Удар меча с такой легкостью отсек ветку, что вождь недоуменно уставился на упавший черенок. Ему показалось, что лезвие не встретило вообще никакого сопротивления, а поверхность прошедшего наискось среза была гладкой, как вода озера в отсутствии ветра. Пемалвай решил, что в таком странном клинке, наверное, живет очень сильный дух. Иначе как объяснить его чудесные свойства?
Желая убедиться, что ему не померещилось, он принялся рубить куст, а остановился, когда у ног остались только увядающие ветви и острые пеньки, торчащие из земли.
Остаток времени по дороге до дома Пемалвай прикидывал, а можно ли таким ножом срубить твердое дерево, а не мягкую ветку куста. К счастью, на его пути лопалась иссушенная солнцем коряга, чуть толще руки. Вождь принялся рубить ее, и твердое дерево поддалось тоже без всякого труда. Лезвие глубоко входило в корягу при каждом ударе, а когда Пемалвай приноровился, у него даже несколько раз получилось перебить ее с одного удара.
Восхищенный столь удивительным подарком богов, вождь добрался, наконец, до селения. День клонился к закату. Женщины принесли топливо для костра, и огонь, получив свежую пищу, поднял жадные языки к темнеющему небу. В свете пламени клинок из черного стекла принял еще более таинственный и устрашающий вид. Когда Пемалвай положил его у костра для всеобщего обозрения, мужчины с любопытством подошли ближе, а вот с женских лиц сошла улыбка. Дети заплакали, их пришлось увести.
Вождь предупредил, что клинка нельзя касаться пальцем, а потом, взяв толстую палку из вязанки с хворостом, принялся демонстрировать, с какой поразительной легкостью можно рассекать твердую древесину. Многие мужчины, хотя и не все, захотели тоже попробовать.
Меч долго переходил из рук в руки, пока вязанка хороших дров не превратилась в бесполезную труху и щепки. Ночью больше негде было взять топлива, поэтому костер быстро угас, и все разошлись.
Пемалвай поднял меч, и хотел уже отправиться в свою хижину, но призадумался. Угасающий свет углей играл на гладком клинке, словно на нем остались и медленно стекали кровавые пятна. Вождь никак не мог отделаться от мысли, что такой грозной штукой, наверняка, можно изрубить не только дерево, но и зверя. Ведь плоть точно не тверже древесины.
В мире этого народа не было ничего такого, чем можно было бы разрубить тушу, даже небольшую, с одного удара. А меч в руке словно шептал, что может и это. Пемалвай не удержался и направился к яме, где женщины хранили принесенную охотниками добычу. Но ничего достаточно крупного там не нашлось, что лишь сильнее распалило страсть вождя опробовать клинок на чем-то более серьезном.
Пемалвай вернулся в хижину неудовлетворенным и лег спать, положив подарок богов рядом с собой. Но сон не шел. Вождь то и дело открывал глаза, пялился в темноту и представлял, как рубит тушу, и с какой легкостью плоть поддается ножу. Через какое-то время рука даже чесаться начала, так хотелось снова сжать обмотанную кожей рукоять.
Вождь подобрал меч, уселся на корточки и некоторое время просто наслаждался вернувшейся в руку силой. Перед его глазами рождались красочные фантазии, как он неистово рубит этим мечом то врагов, то демонов, выбравшихся из мира снов. И каждый раз лезвие без труда рассекало тело, оставляя ровный срез.
Но очень скоро фантазии перестали удовлетворять вождя. Он выбрался из хижины под усыпанное звездами небо и принялся наносить клинком удары по воздуху, представляя, что рубит врагов. Острое лезвие со свистом рассекало пространство, словно сама тьма первичного мироздания сгустилась до твердости вулканического стекла и превратилась в грозное оружие.
Пемалвай бегал, подпрыгивал, рубил и колол, кружась вокруг погасшего костра. Один из охотников выбрался из своей хижины, чтобы отойти по малой нужде, но заметил скачущего вождя и испугался. Ему показалось, что злые духи овладели главой племени.
В панике охотник поднял людей, чтобы скрутить вождя и дать возможность колдуну изгнать демонов из его тела. Молодые мужчины бросились к вождю, но в следующий миг все они пали под ударами обсидианового меча. Их тела, словно по волшебству, развалились надвое. На помощь поверженным бросились другие, но результат был тем же. Закричали женщины, заплакали проснувшиеся дети. Испуганные люди начали метаться по лагерю, но, соприкоснувшись с мечом, падали замертво. А Пемалвай все скакал и вертелся, нанося удары один за другим.
Когда взошло солнце, вождь, наконец, остановился. Все тело его ныло от усталости, а кругом, разрубленные, валялись мужчины, женщины и дети его племени. Лишь немногим удалось пережить эту ночь, их увел колдун, когда стало ясно, что обезумевшего вождя лучше оставить в одиночестве, а не пытаться спасти.
Пемалвай опустился на корточки и отложил меч. Теперь было ясно, что этим оружием действительно можно рассечь пополам взрослого человека.
Когда Коча закончил свой рассказ, я заметил, что про огнестрельное оружие в его сказке нет ни слова. А ведь мой вопрос относился именно к нему. Коча выбил прогоревший уголек из трубки в костер и, посмотрев на меня, ответил:
