Все молчали. Лысый с Тохой не могли говорить от серьезного нервного потрясения, остальные участники событий ожидающе косились в сторону Егорыча. Тот, прижав наушник, прислушивался — ждал сообщения от Синего. Пауза неприлично затягивалась. Тоха догадывался, что снаряды летают далеко не мгновенно, но не настолько же?
Все — наверняка промах. Теперь пушку точно до последнего винтика разберут, и Тохе при этом достанется самый рабский труд по переноске самых тяжелых деталей и шлифовки гусениц до зеркального блеска с помощью бархатки и пилочки для ногтей.
Егорыч, обернувшись к Рощину, внезапно доложил:
— На четырнадцать часов двести двадцать метров. Перелет, получается. Это для нас неплохо — погода на трассе разная: Синельников говорит, что у них там дождя вообще нет. Да и метеоданных никаких — вот и снесло. А при наших залежалых картузах недолеты и перелеты обязательно будут — характеристики у них нарушены, а новых мы не нашли: видать давно не подвозили. Ну так что — разрешите повторить?
— Давайте!
Второй снаряд зарядили быстрее — все же опыт великая вещь. На этот раз Тоха отошел подальше и сумел достойно насладиться выстрелом. Полыхнуло так, что пламя белый свет на миг закрыло. Опять потянулось ожидание. Тоха пытался мысленно считать секунды, но после шестидесятой это дело бросил — наверное, слишком торопился. Ну ведь не может такая тяжеленная штука столько пролететь от одного толчка?!
— Семьдесят метров на девятнадцать часов! Повторять? Ну заряжай!
Опять переноска тяжестей и черный зев казенника. Опять выстрел. Ветра практически не было, всю территорию затянуло то ли дымом, то ли туманом — и это всего лишь от трех выстрелов. Сколько же пороха сгорело, и что творится там, на ориентире, по которому сейчас бьет орудие?
— Пятьдесят метров на двадцать два часа. Синельников кричит, что ориентир перекосило взрывом — видать осколками подпорки посекло. Товарищ генерал — наводчик может данные с ошибками выдавать. Я так понимаю, Синельников давно уже штатский человек. Да и ствол у нас маленько разношен. Но даже без корректировки мы первый положили нормально — будь это спецбоеприпас, цель бы поразили.
Вдруг, прижав наушник посильнее, затараторил вдвое быстрее:
— Товарищ генерал, Синельников докладывает, что наблюдает противника. Танки, бронетранспортеры и грузовики с пехотой. Поворачивают на грунтовку от того шоссе, что западнее тригопункта{41}. Просит перенести огонь на эту дорогу. Говорит, техники у них много. Похоже, шум разрывов гадов привлек.
— Уходить им оттуда надо, — забеспокоился Рощин.
— Не! — успокоил его дедок. — Все у них нормально. Они ведь за полтора километра от ориентира засели, на старой водокачке. Не заметят их. Ну так что — ударим по супостатам из главного калибра? Попасть, конечно, вряд ли получится, но пугнуть можно здорово.
Рощин колебался, и Тоха его понимал. Полковнику не нужны лишние подвиги — у него конкретная задача, и ему надо выполнить именно ее, не рискуя понапрасну и не отвлекаясь на кучку каких-то левых свинок. Тратить время, ресурсы ствола и навлекать на себя лишние проблемы им нельзя. Но с другой стороны… На Рощина сейчас возбужденно уставилось немало народа, кровно заинтересованного в артиллерийском аутодафе для замеченного врага. Им нужна кровь. И так он вчера весь день сдерживал танкистов, не позволяя крушить все, что попадется по пути — тихонечко объезжали проблемные места. Сдержит сегодня — тоже простят: деваться-то им некуда. Но кто знает, что будет завтра? Вдруг нервы не выдержат у народа — кинутся в бой, закусив удила и позабыв про главную цель. Мораль бойцов великая вещь — ее надо держать на высокой отметке.
— Хорошо. Четыре снаряда и отзываем Синельникова.
Повеселевший Егорыч расстегнул камуфляжную куртку, обнажив верх линялой тельняшки:
— Давай ребята! Шевелись! Перевыполняй норматив!
Тоха, ворочая тяжеленные чушки снарядов, с трудом удерживал руку в узде — очень хотелось покрутить указательным пальцем у виска. Вчера он много чего наслушался про артиллерию и хорошо запомнил, что эта пушка за тридцать километров способна снаряд в канализационный люк положить. Однако только что они выпустили целых три, и ни один ближе тридцати метров к цели не лег. Одно из трех: или наводчики у них мазилы; или пушка неисправна; или возможности орудия сильно преувеличены. Даже в идеальном варианте из таких монстров по движущейся пехоте и технике не стреляют. В любом случае надеяться попасть по танкам или бронетранспортерам при таких делах просто безумие.
Но ведь надеются.
Первый снаряд, по сообщению Синего, упал с недолетом — метров семьдесят до дороги, забитой врагами, не дотянул. Второй перелетел метров на пятьдесят, третий рванул на обочине, но к тому времени техника уже прошла чуть дальше. Четвертый, посланный после серьезной боковой поправки, промазал на полторы сотни метров — неправильно выставили упреждение по движущимся целям. Кровожадность мстителей требовала серьезных зрелищ — вроде развороченных танков и разорванных в мелкие опилки грузовиков с пехотой. Увы — ничего подобного добиться не удалось. Максимум, на что можно рассчитывать — множественные осколочные ранения у свинок, сидевших на броне или под тентами и мелочи вроде разбитых фар и оптики. Один "Камаз", правда, встал, но Синельникову было трудно оценить его повреждения. Хотя осколок такого фугаса штука серьезная — с небронированной техникой может поступить плохо.
Напоследок выпустили имитационный снаряд. Он при падении разрыва не давал, но выбрасывал струйку дыма — чтобы легче было заметить. Увы — Синельников его не заметил. Артобстрел разворотил огромную скирду соломы — она загорелась, и зажгла соседние. В этом дыму разглядеть еще один скромный источник было невозможно.
Вид у Рощина был грустно-озадаченный. Видимо ему, как и Тохе, результаты стрельбы не понравились. Его можно понять — у полковника всего одна попытка. Наверняка ведь мечтает превратить геометрический центр здания института в эпицентр будущего ядерного взрыва. А с такой точностью об этом не помечтаешь.
С другой стороны: взрыв-то будет атомный — сотня метров в сторону роли не сыграет.
По-идее…
* * *
Впервые за последние два дня Тоха почему-то остался без работы. Команда Синельникова еще не вернулась, самоходку загнали назад в родной бокс, большая часть народа возилась с подготовкой нового бронетранспортера — тот, на котором укатили наводчики, оказался с неприятными сюрпризами: барахлил. Тоху послали на кухню — в помощь супруге "главного артиллериста". Но проворная бабка, радостно возясь возле реанимированной газовой плиты, от его помощи отказалась: "Иди сынок отдохни — сама справлюсь". Тоха уговаривать ее, разумеется, не стал. Таким образом у него неожиданно появилось свободное время.
