Казалось, что темные, смертельно опасные сущности, которые рыскали по толпе и убивали людей, исчезли, хотя, возможно, они перешли в другой сектор невероятной по размерам толпы. Сейчас Генри стоял на некотором возвышении и мог видеть первоначальные железнодорожные пути. На них было темно, так что он не был полностью уверен в этом, но ему показалось, что некоторые из этих Других сливались с поездом, прибывшим с востока, с поездом-призраком. Они не забирались на него – это выглядело так, как будто их поглощал паровоз и они становились его частью.
А сам поезд становился темнее и плотнее.
С юга донеслись новые крики, возвестившие о прибытии нового поезда, который проехал сквозь толпу по одному из выросших путей, переезжая мертвые тела и разбрасывая живых людей в стороны. Несмотря на его вполне осязаемое присутствие, этот состав тоже не издавал никаких звуков и, хотя из его трубы вырывались клубы дыма, Генри увидел, что этот дым состоит из теней, из изменяющихся форм тех самых соблазнительных теней, которые насиловали его народ.
Его народ.
Как быстро он стал ассоциировать себя с папаго после стольких десятилетий, во время которых считал себя белым, а рассказ отца принимал за неудачную попытку пошутить…
На него повеяло горячим воздухом, когда черный бегемот проехал мимо, благоухая серой и смертью, раздувая длинные волосы окружавших его людей и заставив его собственные, короткие, болезненно заполоскаться на ветру. На воздухозаборнике впереди паровоза Генри заметил кровь и ошметки человеческих тел, так же как и на колесах вагонов. Из их окон на мир смотрели полусгнившие скелеты давно ушедших мертвецов.
Из ночи на севере появился еще один поезд, который вроде бы выглядел совсем обычно, хотя судить на таком расстоянии было довольно сложно. Звуки, сопровождавшие его появление, соответствовали звукам обыкновенного прибывающего поезда, а вот двигался он по одному из новых путей, составлявших целую паутину на равнине, так что нормальным его никак нельзя было назвать. Как и другие, поезд проехал по толпе, по валяющимся трупам и остановился в самом центре Промонтори-Пойнт, там, где был вбит золотой костыль.
Так же как и в 1869 году, когда два полотна соединились и появилась трансконтинентальная железная дорога, два поезда стояли на оригинальном полотне, шедшем с запада на восток, повернувшись паровозами навстречу друг другу. Те же поезда, которые прибыли по вновь выросшим рельсам, приблизились к этой точке с севера и юга. Это было величественное и пугающее зрелище. Четыре паровоза выглядели как четыре гигантских существа, совещающиеся друг с другом, и в какой-то степени, подумал Генри, так оно и было. Ведь это были не просто составы, которые перевозили пассажиров; все они были отдельными сущностями, созданными – для выполнения определенной задачи – из трупов, теней, призраков, плесени и одному Богу известно из чего еще. Генри не знал, что произойдет дальше, но ему нетрудно было представить себе, как четыре поезда сливаются в один, создавая тем самым сверхъестественную силу, способную проутюжить всю нацию в своих бесконечных попытках отомстить.
Земля опять затряслась. Ни один из поездов не двигался, а вот под землей происходило какое-то движение, как будто что-то хотело вырваться на свободу, и Генри представилась целая армия трупов, которая восстанет из почвы, с искаженными от ярости и ненависти черепами.
Рейнджер ощущал дым, чувствовал жару, хотя и не был уверен, идут ли они из-под земли или их источниками являются сами поезда.
Вот оно. Вот то, ради чего они все пришли сюда, то, что предсказали шаманы. Теперь им надо собраться с силами и выступить против поездов и алчных мертвецов и получить в свое распоряжение ту силу, которую присвоили себе китайцы. Казалось, по толпе прошла дрожь. Только это была не дрожь, а скорее волна, которая прошла из одного конца толпы в другой, как будто ее заранее отрепетировали.
Генри почувствовал, как Уэс взял его за руку, и протянул другую руку Милтону. Тот, в свою очередь, схватился за руку Антонио, который…
Это было похоже на эпидемию, и Генри увидел, как отдельные индивидуумы, которые до этого сопротивлялись любым попыткам объединения, создали подобие живой цепи, став ее звеньями и физически соединившись со всеми и каждым паломником, который добрался до Пойнта. Именно для этого они пришли сюда. Стоя между двумя мужчинами, Генри расслабился – сквозь него прошла волна спокойствия, которое, казалось, исходило от державших его руки. Ощущение было одновременно и успокаивающим, и искупительным.
И тотчас же началось песнопение – Генри не различал слов и не понимал их смысла, но на слух имитировал звуки, просто повторяя отдельные слоги. Сначала он смущался, но потом голос его окреп и с каждым стихом становился все увереннее и решительнее. Многим из тех, кто его окружал, слова тоже вначале казались незнакомыми, и он подумал: кому могло изначально принадлежать это песнопение? У него было странное ощущение, что оно не относилось к какому-то конкретному племени и что слова его были на языке, который известен только шаманам. Эта мысль заставила его произносить слова еще старательнее, вселив в него уверенность, что это придаст им больше силы.
Успокаивающий эффект сменился возбуждающей силой, которая, казалось, тоже передается через руки людей, окружающих его. Передается и усиливается. Неожиданно его заполнили желание и необходимость выступить против поездов и того, что они воплощали.
Наступило время дать отпор.
На поезде
Поезд дернулся.
За несколько минут до этого он остановился, и хотя Деннис все еще ничего не видел за окнами, казалось, что темнота слегка рассеялась, как будто внешний мир пытается пробиться к ним и постепенно появляется в фокусе. Рывок был странным, неприятным и явно незапланированным. Пару призраков швырнуло вперед, и на их до этого ничего не выражавших лицах появилось одинаковое выражение недоумения. Вместо того чтобы становиться более плотными, как это и было запланировано, они, казалось, становились все субтильнее, и было понятно, что такого развития ситуации никто не ожидал.
Деннис, так же как и Малкольм, попытался встать, но это было непросто. С вагоном что-то происходило. Он был менее цельным, чем ранее, более хрупким. Если раньше они находились в коконе из вещества, из которого был сделан весь поезд, то сейчас кокон уменьшался, обтекал их и сжимал, превращаясь в ловушку.
Деннис почувствовал еще один сильный толчок, как будто в них сзади кто-то врезался, и мертвецы, окружавшие их, закачались, как подвешенные к потолку плафоны.
