Девушка испытывала лишь одно желание: спрятаться так далеко, чтобы подземные кошмары обошли стороной и больше не было страшно. Бункер услышал. Мари забилась в какой-то угол и просидела там, пока плечи не перестали дрожать. Иногда из гранитной глубины доносились пугающие звуки, но каким-то чудом удалось избежать встречи с серыми тенями; кто такие Отцы и как они могут выглядеть, девушку интересовало в последнюю очередь.
Кожа прочно приклеилась к рукоятке ножа, пришлось отдирать. Сплюнув на руки, один раз, второй, Мари кое-как оттерла их о полу пижамы. Поправила волосы, стараясь не думать, что и на них осели мелкие спекшиеся капельки. Тряхнула головой. Надо что-то предпринимать! Чем дольше торчишь на одном месте, тем больше вероятность, что Отцы нашли тело своего подхалима и теперь занимаются активными поисками убийцы.
Идти оказалось очень трудно, словно два удара ножом высосали из организма все ресурсы. В голове кружилась унылая пустота. Страх куда-то потерялся, Бункер дружелюбно открывал перед ней дорогу, уводя опасности стороной. На какое-то мгновение Мари даже поверила, что скоро окажется в полной безопасности. Очнется на свежем воздухе, в шезлонге где-нибудь у Красного моря, а дни в Убежище сгинут в обрывках воспоминаний.
Ноги привели в большое, идеально круглое помещение: несколько высоких колонн, опутанных каменной вязью, похожей на скопление гельминтов. Рельефные полоски бежали по колоннам вниз, струились по полу к широкому столу с изящно выгнутой поверхностью. Напротив стола, словно первобытный пюпитр, возвышалась в виде раскрытой книги стела на тонкой ножке.
Остановившись во входном проеме, девушка вернулась к действительности. Первым ее ушей коснулся слабый писк. Тоненький и несмелый, словно где-то в потемках Бункера потерялся щенок. Над выпуклым краем стола что-то двигалось.
Лишь здесь Мари с обреченностью прислушалась к себе. Ведь знала, где выход из Бункера. А примчалась сюда — в эту страшную комнату. Взыграло любопытство? Или что-то большее? Возможно, хотела убедиться в том, что все произошло на самом деле: бедняжку-Лизу использовали во сомнительное благо бесчеловечных уродов. Или, если покривить душой, желала помочь практически незнакомой девушке?..
На залитом кровью граните, в кипе влажных простыней, покоилась обессиленная женщина. Высохшая, бледнее листа бумаги, совсем не похожая на пышущую здоровьем еврейку, еще вчера (вечность назад!) без устали говорившую о боге и преодолении препятствий. На впалом животе, шевеля крепко стиснутыми кулачками, лежал… Мари готовилась увидеть мутанта. Какое-нибудь многорукое двухголовое существо, демона с оскаленной пастью… Обычный ребенок. Мальчик, очень красный, почти до синевы — по-видимому, Лиза рожала с трудом. Закрытые глазенки, носик с алым пятном на кончике, поджатые губы. Он тихонько скулил, двигал губами в сосательном рефлексе.
— Помоги… — почти неслышно попросила роженица.
Мари осталась там, где стояла. Все естество ее запротестовало при виде Лизы. Даже приняв во внимание все ужасы Убежища… ТАКОГО быть не могло! Забеременеть и родить в считаные часы? Это не просто невозможно — это противоречит всем законам природы.
— Я чувствую тебя, — шевельнулись искусанные губы. — Помоги…
Мари проглотила горький комок. Подступила, нависнув над еврейкой. Малыш пошевелил ножкой, перестал скулить.
— Чем тебе помочь? — едва вымолвила Мари.
— Возьми… его. — Лиза повернула к ней голову. По высохшему белому следу на скуле проползла слезинка. — Возьми… это! Убей… меня.
— Держись, — поладила ее по плечу Мари. Осеклась, понимая тщетность своих усилий. Скрипнула зубами. Соврала. — Что бы там ни было, держись. Я как-нибудь вытащу тебя отсюда. У тебя же родственники во Втором секторе?..
— Убей меня… Больно! Сил больше нет. Меня больше нет. Убей… Забери… это. Спаси… Пока они не вернулись.
Мари подумала, что даже если хватило сил пырнуть ножом сумасшедшего старика, то ударить обессиленную женщину — не хватит.
— Что мне с ним делать? — спросила она растерянно. — Его же кормить нужно.
— Забери… — выдохнула Лиза. — И убей… меня. Пока они…
Грудь еврейки почти не колебалась. Казалось странным, что она вообще в состоянии говорить — Мари определила, что жить Лизе осталось недолго.
— Извини, — бельгийка отступила. — Я так не могу. Я должна выбраться отсюда. И потом, кто знает, кого ты родила.
— Это ребенок… маленький. А меня…
«Как легко уходить от ответственности, — сквозь вихрь эмоций проскочила неожиданная мысль. — Родить кого-то и тут же бросить, умерев. Перевалить все проблемы на другого… Но это действительно ребенок, хотя и рожден при диких обстоятельствах. Эй, неужели она?..»
— Лиза? — позвала Мари.
Еврейка не дышала. Мальчик дернулся всем тельцем, головка едва качнулась на слабой шейке, и громко заревел.
Мари решилась. Подняла какую-то влажную тряпку; лучше бы сухую и теплую, да не нашлось. Завернула в нее малыша. Ребенок оказался очень легоньким, не больше двух килограммов. Прижала к себе, заботливо придерживая головку. Скривилась от внезапно подступившего приступа тошноты. Что теперь делать?
— Положите, откуда взяли, милочка, — заявили из-за плеча. — Будет неприятно, если он упадет и разобьется — нам с ним еще работать. Впрочем, как и с вами. Не знаете, случайно, куда девались акушеры?
— Черт бы его побрал, этот ножик! — выругалась бельгийка. Она уже устала бояться. — Короткое лезвие — не достало до мозга? Или он у тебя такой маленький, что я попросту не попала?
— Фи, некрасиво так разговаривать со старшими, — пожурил ее Управляющий. Он опирался плечом на одну из колонн, скрестив руки на груди. Поврежденный глаз закрывала корка засохшей крови. — А я еще от такой мерзавки сына хотел.
— Ты мне зубы не заговаривай. — Мари покрепче прижала к себе ребенка и выставила нож.
— Пока вы носились по коридорам, милочка, я все думал, — тоном преподавателя протянул старик, — почему же на вас не подействовало влияние? И лишь теперь догадался — в Бункер проникли враги! На вас же печать одного из них, я ее почуял, — он картинно постучал себя по носу. — Как вы могли сговориться с теми, кто собирается уничтожить ваш род?
— Разве его уничтожаете не вы? — удивилась девушка, медленно обходя Управляющего по кругу. До выхода оставалось каких-то два шага.
— Нет, мы оберегаем. Знаете, как хороший хозяин оберегает овец от волков. И за безопасность, конечно же, снимаем некоторую дань с поголовья.
— Вот как? Я своими глазами видела, что у людей вырезают сердца. Десятки смертей ради каких-то экспериментов! Вы, сволочи, притащили всех нас сюда, чтобы систематически убивать, а потом что-то делать с нашими детьми! Это у вас называется данью? Убийцы!