Броня Презрения - Дэн Абнетт

Ларкин откинулся на маленькой кровати. Он был единственным пациентом в маленьком, импровизированном лазарете.

— Все не так плохо, — сказал Бростин. — Ты мог погибнуть. Полковник сделал тебе одолжение.

— Отрезав мою фесову ногу.

— Ну, именно.

Появилась Керт из-за занавеса палатки. Она несла что-то, завернутое в тряпье.

— Это плохо для твоего здоровья, — сказала она, забирая сигарету изо рта у Ларкина и вставляя ее себе в рот.

— Трон, как же давно это было, — вздохнула она, выдыхая.

— Мне показалось, что ты сказала, что это плохо для твоего здоровья? — сказал Ларкин.

— Ага.

— Как и силовые мечи, как я обнаружил, — нахмурился Ларкин.

— Не так плохо, как быть убитым танком, так что заткнись, — сказал Бростин.

— У меня кое-что есть, — сказала Керт, положив свёрток на кровать.

— Что? — спросил Ларкин.

— Хорошее лекарство. Это заставит тебя почувствовать себя лучше. — В тряпье, разобранный на части, лежал старый лонг-лаз Ларкина, винтовка с ложей из нала, которая была с Ларкиным с самого Танита, и которую он, в конце концов, бросил на Гереоне, из-за отсутствия боеприпасов.

— Святой фесов Трон... — прошептал Ларкин. — Ты сохранила ее.

— Я знала, что тебе нужна причина вернуться, — сказала Керт. Она смотрела, как Ларкин начал собирать оружие.

— Принеси мне немного оружейной смазки, Брос, — сказал он. Бростин кивнул и поднялся. Он прошел мимо Гаунта на пути из лазарета.

— Анна?

Она отвернулась от Ларкина, который потерялся в процессе восстановления своего драгоценного оружия, и пошла с Гаунтом в маленькую боковую комнату.

— Как он?

— Полагаю, что я отвлекла его от раны.

— Это хорошо. Хотел бы я, чтобы был другой способ.

Она начала чистить кое-какие медицинские инструменты.

— Анна, — начал он, — если бы я знал, что Инквизиция...

— Ты что, собираешься извиняться? — спросила она, бросив на него взгляд. — Нет необходимости. Я ожидала этого.

— Ожидала?

— Живя и работая с сопротивлением, начинаешь склоняться к мечте о дне освобождения. Обнадеживающая фантазия. Я начала представлять себе, какой будет реальность. Гереон никогда не будет тем же. Он продолжит страдать. Таков порядок вещей. Империум – это тупой инструмент, Ибрам, а Хаос слишком опасен, чтобы с ним иметь дело.

— Инквизиция верит, что в… в Антилле есть секрет. Вот почему они выдвинулись сюда с такой скоростью.

— И что это может быть за секрет? — спросила она.

— Когда я и остальные выбрались, никто не мог понять, почему мы не были заражены. Они думают, что здесь что-то, что защищает от заразы.

— Что-то в Антилле? — спросила она. — Вот из-за чего все это? Они оставили бы нас гнить, если бы здесь не было чего-то для них?

— Я боюсь, что именно это и произошло. Я думаю, что они собираются провести годы, может быть, десятилетия, переворачивая Гереон, разбирая его на части, в попытках найти этот секрет.

— Я бы могла сэкономить им время, — сказала Керт, — если они поговорят со мной. Я обученный медик, и я работала здесь, в этих условиях, долгое время. Различные ядовитые составы, полученные из природных источников здесь, в болотах, имеют поразительные свойства, которые могут принести пользу Империуму. Антикоагулянты, антисептики, и несколько экстрактов, которые особенно эффективны против лихорадок и ксеноинфекций. Но на этом все. Здесь нет секрета. Никакой чудодейственной защиты от заразы Хаоса. Ты сопротивляешься прикосновению Хаоса, сопротивляясь ему. Ты сопротивлялся. Я сопротивлялась. И Гереон сопротивляется.

Она прекратила чистить инструменты и посмотрела на Гаунта. Она была такой худой и такой нездоровой, что он обнаружил, что на нее больно смотреть.

— Ты поступила благородно, Анна, — сказал он, — оставшись здесь, чтобы помочь этим людям. Больше я тебя не оставлю позади.

— Хорошо, — сказала она. — Думаю, я закончила. Думаю, я устала. Я молилась, чтобы ты вернулся, Ибрам. Я знаю, что ты обещал, но не было никаких гарантий. Это просто то, что заставляло меня держаться. И я не рассчитывала на романтические глупости счастливого конца. Просто конец, вот все, что я сейчас хочу. Это место почти убило меня.

Она вздохнула. — Дорден с тобой? Он, все еще, жив? Я бы хотела увидеть его. Будет хорошо увидеть его.

— Он в Кантибле.

Она кивнула. — Оказывается, у меня есть пределы, — сказала она. — Я посвятила свою жизнь для помощи людям, в качестве медика. Я оставила Улей Вервун, чтобы служить Гвардии, и оставила Гвардию, чтобы служить людям здесь. Говорят, что хорошая работа и бескорыстные усилия, сами по себе награды. Но это была честь, без передышки. Это затащило меня за границы самоотверженности, о которых я не думала, что они у меня есть. Меня не наградили за то, что я сделала. Я не чувствую себя лучшим слугой Бога-Императора за это. Я ненавижу это, Ибрам.

— Все закончилось, — сказал он.