Когда Дрожжин впервые вышел на поверхность, он, хоть и готовился к опасному походу по мертвому городу, забыл прихватить с собой счетчик Гейгера – невероятно глупый и недальновидный поступок. Леонид сам поражался, как мог упустить из виду такую важную деталь. Выяснилось, что в соответствии с таблицами, радиация в Таганроге была высока, но не смертельна, и если рыскать среди покинутых кварталов не более часа-двух, то ничего плохого случиться не должно, по крайней мере, оставалось на это надеяться. Пройдя два квартала, он разбил оконное стекло и влез в дом, который казался солиднее остальных. Но там не было никакой еды и парень поспешил вернуться в бункер.
Несколько следующих дней ему не везло. К пустым продуктовым магазинам, обчищенным до последней банки горчицы, Леонид был, в принципе, готов. Но и обыскивая дом за домом, квартиру за квартирой он везде находил одно и то же: покрытые слоем пыли разоренные жилища, вывороченные ящики шкафов, засохшие экскременты, растоптанную посуду, изрезанную в приступе вандализма мебель, содранные шторы, разбитые в отчаянии зеркала.
Вот и сегодня все усилия в поисках чего-нибудь съестного оказались впустую, парень вернулся из своей вылазки обратно в убежище испуганный и удрученный. Глупо было вообще надеяться найти еду. Но чем они будут питаться в скором времени, если трава еле-еле растет, если даже крыс нигде не видно? Мертвый город на мертвой земле, под мертвым небом. И на Леонида черной лавиной накатило нечто жуткое, обволакивающее омерзительно липкой паутиной. Ему подумалось, что, наверное, нужно немедленно, прямо сейчас убить ребенка, а потом застрелиться самому. Это будет самое правильное решение из всех возможных.
Парень, скинув с себя уличную одежду, спустился вниз, на жилой уровень, где находился мальчик, а ледяные тенета все туже и больнее стягивали сердце. Дрожжин ступал не спеша, прислушиваясь к собственным шагам, держа в вытянутой руке взведенный «Глок». Он зашел в спальню. Ребенок мирно посапывал на диванчике, и тускло горящий ночник отбрасывал легкую тень на подушку. Леонид направил дуло пистолета на мальчика и глаза заволоклись туманом слез.
Смерть во сне – лучший из даров погибшей планеты. Парень сделал шаг вперед, и черная подрагивающая тень надвинулась на кровать со спящим малышом. Горячий палец коснулся холодной стали спускового крючка. Леонид приставил ствол к голове ребенка и перестал дышать. Вдруг мальчик открыл глаза, посмотрел на пистолет, на бледное бородатое лицо, и улыбнулся прошептав: «Папа, ты пришел!» И черная паутина, стягивающая грудь, зашевелилась, принялась лопаться, причиняя невероятную боль, оплавляясь, захлебываясь звуками рыданий. Парень как наяву услышал слова мамы, что внутри каждого пылает огонь, который не погасить. Но какую все-таки муку причиняет это горение! Скорчившись, Леонид вышел, почти выполз из спальни.
Он дал клятву, что больше никогда не позволит себе поддаться искушению или допустить хотя бы мысль о том, чтобы убить ребенка, а потом застрелиться самому.
Как ни странно, после этого ему повезло: на следующий день Дрожжин обнаружил небольшой сарайчик, где, вероятно, раньше был склад продуктовой лавки. Мелкие черные шарики помета, остатки изорванных, погрызенных пакетов и коробок, на которых еще виднелись надписи «Мука», «Рис», «Печенье в шоколаде» ясно давали понять, кто тут поселился. Найти колонию крыс оказалось несложно: животные, раза в три больше обычных довоенных грызунов совершенно не испугались человека. Пристрелив несколько особей и выбрав ту, которая менее всего фонила, парень впервые отобедал облученной, но хорошо прожаренной крысятиной. Так он стал находить пищу на поверхности, а малыш доедал остатки консервов из запасов Антипенко. Да, Леонид понимал, что рано или поздно радиоактивное мясо его убьет, но ребенок сможет прожить, вероятно, лишние полгода или больше. Параллельно со своими путешествиями по мертвому городу, парень научил маленького Сашу пользоваться спичками и зажигать свечи, открывать консервы и разогревать их на огне из таблеток сухого спирта, ставить заплаты на одежде. Много чему научил, чтобы мальчик сумел как можно дольше протянуть в этом обреченном мире. Показал и выход из бункера, но строго-настрого запретил к нему приближаться, пока в убежище не закончится пища.
Бежали дни, превращаясь в недели. Каждое утро Дрожжин, предварительно накормив ребенка, отправлялся разведывать местность и уходил все дальше и дальше от бункера.
Кроме крыс, Леонид разнообразил свой рацион гигантскими ящерицами, воробьями и странного вида пернатыми существами, схожими с археоптериксами, изображавшимися в учебниках палеонтологии. Вообще город был не совсем мертв, как ему показалось в первый раз. Кое-где в пышно разраставшемся плюще по стенам многоэтажек ползали слизни, размером с человеческую ладонь; иногда в небе мелькали птицы, разве что размерами отличавшиеся от тех, что жили до катастрофы. Одним словом, природа постепенно возрождалась. Но и следа людей не попадалось вокруг убежища.
Месяц спустя Леонид начал замечать, что у него расшатались зубы, а по утрам с наволочки он снимал пучки волос. Бывший педагог с трудом заставлял себя есть, частенько его попросту выворачивало, он страшно исхудал, под глазами появились черные синяки, а кожа покрылась гнойничками. Парень прекрасно сознавал – конец неотвратим.
«Что ж, Саше хватит еды еще месяца на три, – говорил себе Леонид, – а потом… Что будет потом… этого я не узнаю. По крайней мере, надо будет умереть где-то подальше, не в бункере… нельзя пугать ребенка, к тому же трупы – источник заразы… Может быть, нам лучше уйти из города, поискать людей… но где они? И не получится ли как в фильме «Дорога»?»
Думать так было очень больно. Проклятый огонь где-то в районе сердца нещадно терзал и жег нутро. Но что предпринять, на что решиться, Дрожжин не знал.
Однажды парень ушел дальше, чем обычно, и оказался возле моря. Никогда до катастрофы оно не выглядело столь удручающе. Мелкие серые гребни один за другим печально накатывали на бурый, истыканный острой галькой берег, горизонта не было видно, а низко ползущие тучи имели тот же цвет, что и вода. Создавалось жуткое впечатление, что он смотрел в бесформенную пепельную мглу, в первозданный хаос, в туманную бесконечность умирающего мира. Леонид сел на землю. Он смертельно устал. Лучевая болезнь уже громогласно заявляла о себе. Хотелось лечь прямо здесь на мокрый холодный берег и заснуть. Но парень боялся, что потом не сможет подняться, и маленький Саша останется один в подземелье. К тому же зверски хотелось есть. Сегодня Дрожжину не удалось подстрелить кого-нибудь, а чтобы дойти до бункера, нужно было хоть чем-то подкрепиться. И тут взгляд упал на клубок спутавшихся водорослей, похожих на обрезки бурого шелка. Дрожжин каркающе рассмеялся, а потом судорожно закашлялся, сплюнув кровью.
