В этот момент Адель открывает один глаз. Другой — сплошной синяк, оставшийся от ужасного удара Готшалька.
Ее губы, разбитые и обожженные, открываются, показывая сломанные зубы.
— И это ваш главарь? Этот негодяй? Он изнасиловал меня! Он использовал меня для своих мерзких целей! Если этот человек святой, тогда святость в глазах Бога хуже, чем пороки! Я не сделала ничего, кроме…
Раздается выстрел. Голова Адель раздроблена. Когда огонь достигнет ее, он всего лишь поглотит мертвое тело.
Готшальк опускает дуло пистолета.
— Как типично для женщин все испортить…
Потом поворачивается к Дюрану.
Целится.
В этот момент, как в библейском рассказе, небеса разверзаются, и тяжелый дождь обрушивается на огонь и на людей.
Но это не просто дождь: это вихрь из кожистых крыльев, когтей и клыков. Он стремительно спускается с неба и набрасывается на толпу, не щадя ни заключенных, ни стражников. Один из двух голых детей летит головой об стену, на которой остается кровавый отпечаток. Какую-то женщину буквально раздирают надвое. Кажется, что я гляжу на одно из тех полотен, на которых средневековые художники изображали ад.
Воспользовавшись замешательством, Дюран стряхивает с себя одного из надсмотрщиков. Сверхъестественным усилием он выпрямляется и ударом правой, а потом левой руки повергает в нокаут двух других. Один падает со сломанной шеей, другого приканчивает удар прикладом в нос. Диоп и Венцель тоже не ждут приглашения. Они с голыми руками бросаются на других стражников и быстро справляются с ними.
Не успев сам понять, что я делаю, я тоже поворачиваюсь, тыча кулаком в плечо одного из стражей. Тот, однако, почему-то не спешит расставаться с оружием. Он поднимает винтовку и целится мне в лицо. Как при замедленной съемке, я вижу, как его палец начинает давить на курок…
Внезапно что-то мелькает.
Лезвие сверкает на солнце.
Рукоять ножа торчит из горла человека, который хотел меня застрелить.
— Вам стоит быть попроворнее, святой отец, — ухмыляется Марсель Диоп, вынимая оружие из шеи стражника, который все еще корчится в предсмертных судорогах.
Мы собираем оружие наших тюремщиков.
Черные и сверкающие крылатые существа истребляют всех вокруг, но почему-то не нападают ни на меня, ни на швейцарских гвардейцев.
Как будто мы находимся в центре циклона.
Дюран молча смотрит, как тело Адель пожирает огонь. Волосы вспыхивают, как будто горит свеча.
Затем он выискивает взглядом Дэвида Готшалька.
Псих убегает по направлению к своему гигантскому грузовику, трижды проклятой Церкви Бога На Колесах.
Приспешники Готшалька прикрывают его бегство, умирая от когтей и зубов крылатых агрессоров.
— ГОТШАЛЬК! — кричит Дюран. — Я ДОБЕРУСЬ ДО ТЕБЯ!
Он бежит с невероятной скоростью к сумасшедшему негодяю. Каждый шаг уменьшает расстояние между ними.
Наконец достигает его буквально в десяти метрах от грузовика, который Калибан уже привел в движение.
Хватает его за ногу.
Готшальк падает и пищит, как мышь. Дюран прибивает его к земле, придавливая своим весом. Заставляет повернуться к нему.
— Ты больше не будешь убивать, гад!
Со всей силы капитан поворачивает шипованную корону на голове у Готшалька. Шипы раздирают кожу и мышцы, доходя до кости. Она выдавливает глаз, рассекает губу, и в конце концов превращается в окровавленный ошейник.
Готшальк воет, пытаясь остановить кровь руками.
Дюран поднимает его. Рядом с ним Венцель. Мы с Диопом несем Буна, который лишился сознания.
Дюран заряжает пистолет, направляет его в лоб Готшальку.
Крылатая фигура приземляется, вцепляясь длинными ногами в неподвижное тело. На конце длиннющего костлявого крыла — рука, которая опускается на грудь капитану.
В наших мозгах раздается сильнейший голос:
НЕ УБИВАЙТЕ ЕГО.
НЕ УБИВАЙТЕ ЕГО.
НЕ УБИВАЙТЕ ЕГО.
У НАС ДЛЯ НЕГО — ДРУГОЙ ЖРЕБИЙ.
Дюран пытается направить пистолет, но его рука не поднимается. Даже дрожа от усилия, он не может навести его на Готшалька.
Рука крылатого создания отшвыривает капитана в сторону. Кажется, что делается это совсем не сильно, но Дюран пролетает почти два метра, приземлившись в кучу снега. Готшальк не упускает эту возможность. С лицом, превратившимся в окровавленные ошметки, он идет, задыхаясь, к своему грузовику. Несмотря на свой вес, легко, как обезьяна, карабкается по лестнице железного монстра. Калибан распахивает дверцу и срывается с места, будто за ним гонятся черти. Но никто не преследует его.
Сообщники Готшалька вынуждены сражаться, пытаясь остаться в живых. Черные создания не щадят их. Вместо каждой павшей твари появляются две других. Люди валятся один за другим. Для монстров нет различий между взрослыми и детьми, вооруженными и безоружными. Это кошмарная резня. Только мы впятером не участвуем в битве. Крылатое существо, которое остановило Дюрана, защищает нас и в то же время наблюдает за нами…
Капитан глядит остекленевшим взглядом на удаляющийся грузовик до тех пор, пока он не исчезает за стеной падающего снега.
— Почему ты меня остановил?! — кричит он этому существу.
Оно не отвечает. Смотрит на резню, которая занимает всю площадь перед крепостью. Свет костра, на котором умерла Адель, освещает сцену, кажущуюся иллюстрацией к книге Данте. Люди уже перестали защищаться. Они сдаются, бросают оружие. Тщетно. Крылатые существа движутся между ними, как молотилка на пшеничном поле, до тех пор, пока всё не становится неподвижным. Мертвые и их убийцы холодны и далеки, как статуи.
В тишине слышно поскрипывание снега, потрескивание огня, который пожирает плоть доктора Ломбар, герцога и других мертвых на костре.
У меня не хватает смелости взглянуть на Адель.
От тела герцога осталось немного. В цепях, в которые он был закован, болтается теперь всего лишь что-то черное и бесформенное. В костре вдруг раздается хлопок, и обуглившийся череп отваливается. Он перекатывается по золе, поднимая брызги искр.
Если бы я мог, если бы я только мог, я пустил бы себе пулю в лоб. Пойдя против всех принципов и уроков моей веры, лишил бы себя жизни. И плевать на Добро и Зло, на Рай и Ад.
Я устал от этой смерти. Устал от жизни в мире, который превратился в огромное кладбище. Но моя рука не поднимается.
Мы как марионетки, у которых оторвали все веревки.
Ничей голос не звенит в нашем мозгу.
Нас выпустили на свободу.
Свободу слушать завывание ветра, который гуляет между трупами.
