Что же касается Аакера, то он оказался наделенным недюжинными способностями к внесенсорному восприятию. Этим-то и объяснялись его удивительные прозрения в отношении Виталия Цвылева. Правда, оставалось до конца неясным, кто именно обладал даром телепатии: сам художник или тот мальчик, в теле которого он оказался? Впрочем, для Раскрутки это было неважно…
Особое расследование поставило все точки над «i» и в деле Карапетяна. Выяснилось, что пять лет назад всю его семью — его самого, старушку-мать, красавицу-жену и малолетних детей — вырезала банда грабителей, орудовавших на автомобильной трассе Кавказ-столица. Тела своих жертв мерзавцы сожгли, облив бензином, в лесу, а машину утопили в ближайшем болоте. Своих убийц Карапетян успел разглядеть и перед смертью жалел лишь об одном: что он никогда не сможет отомстить им… Реинкарнацию свою он воспринял как шанс восстановить справедливость на земле. Еще большим подарком судьбы стала телепередача, в которой рассказывалось о некоем преуспевающем коммерсанте, обосновавшемся в соседней области. Карапетян узнал его с первого взгляда. И приговорил его к такой же смерти, которую этот негодяй пять лет назад уготовил для него самого и его родных. Проблема заключалась в том, что из Взрослого Дома не было выхода. А ждать еще как минимум десять лет армянин не хотел. И тогда он решил: или я сейчас сделаю то, что задумал, или не стоит жить дальше. Правда, как убийца он был неопытен и, не очень тяжело ранив Лабецкого (заведующий уже через три дня смог ходить), решил, что убил его, а значит, возврата нет и надо идти до конца…
К бывшему коммерсанту Бельтюкову Астратову пришлось применять допрос со спецсредствами, прежде чем он выбил из него признание, где и когда его прошлый жизненный путь пересекался с судьбой Виталия Цвылева.
Банальный любовный треугольник — вот что это было. У Бельтюкова была красавица жена, успешно подвизавшаяся на подиуме в качестве манекенщицы. Она была моложе Михаила на тринадцать лет, и он не чаял в ней души. Разница в возрасте заставляла предпринимателя ревновать супругу к каждому встречному, если тот был молод и недурен собой. И, как часто бывает, то, чего он больше всего опасался, однажды случилось. Во время круиза по Средиземному морю, который он преподнес своей ненаглядной в качестве подарка надень рождения, Вероника снюхалась с молодым помощником капитана по фамилии Цвылев. Узнав об измене, Бельтюков не рвал на себе волосы и не предпринимал попыток убить любовников. С женой он, правда, развелся сразу после возвращения из дальних странствий — без каких-либо объяснений. А соперника он разыскал через год и собственноручно всадил в него всю обойму из тайно хранившегося в заначке «браунинга». В то же время Бельтюков не хотел садиться за решетку за совершенное убийство, поэтому заранее позаботился об алиби.
Столкнувшись в Доме со мной в образе Виталия Цвылева, Бельтюков испытал чувство страха: если это был тот Цвылев, которого он убил много лет назад, то он мог выдать своего убийцу…
К счастью, обработка Бельтюкова биохимическими препаратами не привела к тому трагическому исходу, который постиг Олега Мостова. Предприниматель остался жив-здоров, но общаться со мной с тех пор он инстинктивно избегал…
В итоге задача моя свелась к двум пунктам списка: Чухломин и Баринов.
Интуиция мне подсказывает, что Дюпон вряд ли окажется кем-то из них, но для очистки совести надо отработать обе версии.
— По-моему, бригадир, ты не очень-то рад, что живешь во второй раз, — решаю я пойти ва-банк.
Бывший строитель бросает на меня унылый взгляд.
— А чему радоваться-то? Это вам, людям молодым, все еще представляется в радужном свете… Знаю я таких, их тут полно. Мол, надо лишь потерпеть десяток лет, зато потом мы развернемся вовсю!.. И когда нас отсюда выпустят, мы не будем совершать те глупости, которые успели натворить в первой жизни. И тогда, дескать, падут на нас всевозможные почести, успехи и вообще чуть ли не манна небесная… Глупо это все, Виталь!.. Никто из этих шустряков не сумеет воспользоваться ни своими прошлыми ошибками, ни достижениями — если они вообще у них были…
— Почему ты так думаешь? — притворно недоумеваю я.
Может, ты и прав, Василий Яковлевич, но, возможно, никому из вас не будет дано прожить вторую жизнь до конца. Если через три недели где-то сработает чудовищное взрывное устройство…
— Да потому, что знавал я раньше таких деловых, — сообщает Чухломин. — Им хоть пять, хоть десять жизней дай — все равно не поумнеют. Так и будут до седых волос наступать на одни и те же грабли. И потом, не верю я, что нас когда-нибудь отсюда выпустят…
А он здраво мыслит. И все больше не похож на простого рабочего..
— А какой смысл держать нас здесь? Разве государству некуда больше денежки девать, кроме как тратить на содержание целой оравы оживших покойничков?..
— То-то и оно! — тычет мне в грудь своим тонким, как у будущего музыканта, пальцем бывший строитель. — Ты никогда не задумывался, Виталь, какого хрена нас кормят, поят, одевают и обувают, да еще и работать не заставляют?
— Ну, насчет работы ты не прав, бригадир, — неуверенно возражаю я. — Я слышал, что раньше тут пытались организовать какие-то мастерские…
— Ага, пытались, — иронически отзывается Чухломин. — Предлагали нам мягкие игрушки шить да клеить картонные коробки… Разве ж это работа? Так, баловство одно!..
— А по-твоему, надо было дать в зубы каждому по лопате с киркой, чтобы малышня котлованы рыла? — ухмыляюсь я.
— При чем здесь лопаты? Пойми: когда народу дают возможность выбирать, работать или нет, то никакой дурак не пойдет вкалывать за бесплатно. Тем более если его кормить и поить при этом… Не-ет, чтобы человека заставить работать, его надо поставить в такие условия, чтобы труд этот был единственным выходом. Будешь пахать — будешь жить!.. А нет — поминай, как звали!..
— Что ж, с точки зрения системного подхода ты, наверное, прав, бригадир, — закидываю я очередную удочку, — но я не представляю, как эту идею можно реализовать на практике… Это что же, всех нас надо было, по-твоему, сослать куда-нибудь на Камчатку, оставить нам кучу строительных инструментов, а потом наблюдать, кто выживет, а кто — нет?..
— Да я не про это, — морщится Василий Яковлевич. — Я — про то, что отдачи от всех нас — кот наплакал. Пока. — Он многозначительно поднимает указательный палец. — Но я думаю, что в скором времени все мы — или отдельные экземпляры — еще пригодимся нашему руководству…
Воровато оглянувшись, он шепчет мне на ухо:
— Знаешь, благодаря кому мы живем во второй раз?
— Господу богу, наверное, — предполагаю я.
