Хай Рэ колебался...
На поляне после ухода ирбиса он заметил неясную тень. Кто это был? Судя по размытым очертаниям - животное с длиной тела около метра. Безусловно хищник, но какой именно? Если лисица или рысь, бредущие по лесу в поисках добычи, - это одно. А если ирбис был не один? Ведь должно быть объяснение его безрассудной храбрости, когда он открыто вышел на человека! Будь на стоянке больше людей, хищнику не поздоровилось бы. Значит, снежный барс чувствовал за спиной поддержку, оттого и был так нагл и дерзок?
Итог недолгих размышлений не принёс старому видецу успокоения. Напротив. Имея в тёмных зарослях леса лишь одного смертельного противника Хай Рэ ещё мог надеяться на ничтожный шанс добраться до заветной рощи и осуществить задуманное (ирбис мог случайно набрести в лесу на добычу более питательную и менее опасную, чем человек), но с двумя гигантскими кошками не справился бы и великан Юр Васэт. Значит... Значит, не увидеть Хай Рэ Забытой Долины. Не осчастливить истомлённого сердца лицезреньем почти сказочных кущ самого безмятежного места на плоскогорье. Не упокоить своего старого, разбитого тела под пологом тихого звёздного свода...
И вдруг внутри Хай Рэ поднялась мощная, опасная в своей силе волна гнева.
Давно он не испытывал подобного. Последний раз - в ранней юности, когда в их мирный спокойный Дом пришли грязные, звероподобные в своей невозможной жестокости люди. (Да и люди ли?) Тогда погибли очень многие, потому что не были готовы умереть только за то, что предложили обросшим и оборванным незнакомцам скромную еду и место у общего костра. Если бы в это время в Дом не вернулась большая группа охотников, возможно и Дома бы никакого больше не было.
Но тогда... Тогда Хай Рэ захлебнулся в такой же волне древнего, первобытного, ископаемого чувства. И ни секунды не пожалел об этом, хотя даже в самом кошмарном сне не мог предположить, что способен сотворить подобное... Когда же пелена боли спала, безжалостно обнажив жуть произошедшего, он поклялся себе, что никогда не повторит подобного. И вот...
Воспоминания едва-едва коснулись затопленного гневом сознания и умчались, убоявшись возможного продолжения.
Хай Рэ резко повернулся, обвёл поляну тяжёлым взглядом и громко крикнул в оцепеневший не то от мороза, не то от страха лес:
- Кто бы ты ни был, знай - я не боюсь тебя! Даже если вас много и у вас тысячи клыков против моих истёртых зубов, - я всё равно дойду до Забытой Долины! Потому что я - Человек и Долина - мой последний Дом! Если ты не хочешь расстаться с жизнью, которой я перестал дорожить, ступив на последнюю тропу, - не преследуй меня, слышишь!..
Странная, словно надтреснутая тишина была ответом старому видецу.
Хай Рэ недобро улыбнулся.
- Пусть моё сердце стучит глуше и медленнее, чем раньше, - сказал он в пустоту, - это не должно тебя радовать. Оно по-прежнему видит, и оно говорит мне - ты здесь. И ты боишься. Потому что ты - всего лишь зверь. Тебе нужны мои мышцы, моя кровь, моя жизнь, наконец. А мне от тебя ничего не нужно. И потому тебе страшно... Уходи! Я обещаю: моя тропа никогда не пересечётся с твоей. Слышишь?..
Зверь слышал. Хай Рэ знал это наверняка. Но одно смущало старого охотника: внутренним зрением он видел животное отчётливо. Оно было одно, стояло, понурив голову, и... внимательно слушало человека! Эмоциональный фон зверя больше не будил древние инстинкты. Напротив, непонятный зверь вызывал... жалость.
Видец оказался в замешательстве. Либо его дар сыграл с ним злую шутку, либо весь мир встал с ног на голову, если даже человек, проживший в нём много десятков лет, перестал что-либо понимать. Верить этому не хотелось. Скорее всего, напряжение последних дней совсем доконало изношенное сердце, и Хай Рэ стало мерещиться то, чего нет ни в его сердце, ни в реальном мире.
"Вовремя я ушёл из Дома, - невесело подумал видец. - Люди запомнят меня по последним охотам. (Памятная стычка с тиграми не в счёт.) Зато они никогда не увидят меня в таком состоянии, как сейчас - разговаривающим с лесом, усталым, испуганным, почти безумным..."
Хай Рэ недовольно покачал головой, осуждая собственную слабость, повернулся и продолжил торить узкую тропу - дорогу в один конец...
Таби Ёр сдержал слово: он поддержал Хай Рэ и на совете, и даже убедил немногочисленных кровных родичей не отговаривать видеца от опасной затеи. Опасной?.. Это слово звучит блёкло и неубедительно, когда понимаешь, куда собрался старик. Хай Рэ был благодарен старому другу за его помощь. Если бы не содействие Таби Ёра совет бы ни за что не разрешил Хай Рэ покинуть Дом. Тому были причины. И весьма убедительные.
Не один год Хай Рэ с болью наблюдал за тем, как всё большее количество келий пустует, отодвигая жилую зону глубже и глубже в недра горы. В самом факте ухода людей вглубь базальтового бастиона не было ничего плохого (зимой - теплее, летом - значительно прохладнее, чем на плоскогорье). Беда заключалась в другом: с каждым годом детей в Доме рождалось всё меньше. Но по-настоящему волноваться начали года два назад, когда неизвестно по каким причинам срок беременности у женщин увеличился до двенадцати месяцев.
Старейшины Дома пребывали в тревоге - никто не помнил, чтобы подобное происходило раньше. Правда, дети при этом рождались удивительно крепкими и здоровыми. Почти не болели, развивались быстрее своих "девятимесячных" сверстников, да и вообще, вели себя много смышлёнее.
Однако тревога по этому поводу сохранялась, и кое-кто из старейшин стал поговаривать о появлении нового поколения, которое может... А вот что именно может новое поколение должен был определить он - Хай Рэ. Старейшин не смущало случившееся на ристалище. Они считали, что продолжительный отдых поможет видецу восстановить его редкий дар.
Хай Рэ искренне желал этого. Он старательно проводил вечера рядом с одно- или двухгодовалыми карапузами, но... ничего не видел. Он пытался доказать старейшинам, что его дарование здесь бессильно, что старания одного человека тщетны, если сама природа распорядилась таким образом. К видецу прислушивались, но понимать не хотели.
Так продолжалось до случая с тиграми.
А затем в Хай Рэ вошла пустота. Сначала она лишила его аппетита, потом - сна, потом - дара. Хай Рэ перестал видеть не только мир за многометровыми стенами своего Дома, он стал с трудом различать предметы, находящиеся в его келье. Ещё не понимая, к чему всё это приведёт, Хай Рэ, надеясь на какое-то чудо, продолжая приходить в зал, выложенный бирюзой и малахитом, в котором резвились малыши. И чудо произошло.