Двухгодовалый карапуз, весь вечер усердно ползавший на коленях видеца неожиданно произнёс знакомым до слёз голосом: "Ты можешь уходить..." Хай Рэ вздрогнул. Ему показалось, что он услышал почти забытую картавую скороговорку старшего сына, трагически погибшего много лет назад.
Старик вернулся в свою келью, просидел в полной темноте бесконечно долгую ночь и принял непростое решение...
...Его никто не провожал, потому что ещё никто не уходил в Забытую Долину добровольно. Только Таби Ёр - старый добрый товарищ - вызвался проводить его до реки.
Шли молча, пока не скрылся закопчённый зев главного входа Дома. Когда же за изгибом тропы пропал массивный каменный бык с дежурным охотником наверху, Хай Рэ испытал настоящее облегчение. До самой последней минуты он боялся, что совет отменит своё решение и попросит его вернуться. Вернуться... Разве можно вернуться в дом, от которого остался лишь пепел? Разве можно войти в реку, которая давным-давно высохла? Разве можно обнять человека, исчезнувшего в ледяной полынье много лет назад?..
Через несколько сотен метров Хай Рэ остановился.
Таби Ёр взглянул на него вопросительно.
- Ты чего?..
- Дальше не ходи. - Тихо попросил видец.
- Почему? - удивился грохочун.
- Сам знаешь. - Хай Рэ положил руку на плечо друга. - Не забывай, я ещё могу кое-что видеть... Твоё желание пойти вместе со мной бежит впереди тебя.
- Неужели это так заметно? - грустно спросил Таби Ёр.
- Для меня - да.
- А для других?
- Не знаю, - признался видец. - Понимаешь, наши чувства - они как цвета радуги. Чем счастливее человек, тем ярче и насыщеннее его краски.
- И в каком цвете ты видишь меня? - Таби Ёр посмотрел прямо в глаза старому другу.
Хай Рэ взгляда не отвёл.
- В Доме ты был окружён не очень яркой, но насыщенной оранжевой оболочкой, - сказал видец, - особенно, - играя с детьми. Когда мы вышли к подножию горы, цвета побледнели, хотя продолжал преобладать красноватый оттенок. По мере продвижения вглубь леса краснота перешла в желтизну, местами размываясь до серости... Ты уже полчаса напряжённо думаешь о том, а не последовать ли за мной. Наверное, у тебя для этого тоже есть причины...
- Есть, - устало согласился грохочун. - Только мне тяжело говорить... сейчас...
- Я знаю, - успокоил друга видец. - Поэтому и прошу: давай прощаться здесь. Дальше с каждым шагом тебе будет всё труднее и труднее - дорога в Забытую Долину затягивает...
- Хорошо... - печально произнёс Таби Ёр.
Они обнялись, постояли, прижавшись головами. Вдруг Хай Рэ тяжело вздохнул и рывком отстранился.
- Всё... - глухо произнёс он. - Я пошёл...
Он успел сделать лишь несколько шагов, когда услышал взволнованный голос грохочуна:
- Погоди!
Видец оглянулся. Таби Ёр подбежал к нему, дрожащей рукой расстегнул нагрудный карман на своей куртке, достал что-то и торопливо протянул Хай Рэ.
- Возьми!.. - сдавленным голосом произнёс он. - Я же видел, ты не взял с собой ничего, кроме травы. А это... это подарит тебе ещё один день жизни. Возьми!
- Спасибо... - Хай Рэ принял подарок - широкую полоску вяленого мяса. После короткого раздумья тихо, но твёрдо сказал: - Прощай...
Он повернулся и торопливо зашагал по тропе.
Таби Ёр остался стоять покинутый, одинокий, опустошённый.
Хай Рэ прошагал метров двадцать, потом резко остановился. Он понимал: уходить, как бы то ни было, всегда легче, чем оставаться.
Не оборачиваясь, видец громко крикнул:
- Когда-нибудь мы ещё встретимся. Мы обязательно встретимся!..
Голос не успел затеряться в кронах высоких деревьев, а ноги уже несли Хай Рэ прочь от этого места. И только пересохшие от волнения губы продолжали шептать: "...мы ещё встретимся... мы обязательно встретимся..."
Волк бежал по свежему рыхлому снегу и дивился происходящему. Наверное, мир в самом деле сильно изменился, если все привычные представления о нём разбиваются точно тонкие льдинки у заберега. Первым смятение в голодный волчий мозг внёс старый лось, не захотев (при его-то несокрушимой мощи!) сопротивляться волку-одиночке. Это было не по правилам. Это было против всех привычек и инстинктов: если зверь больше и сильнее, он обязан сопротивляться, иначе потеряет жизнь. А что может быть дороже жизни!..
Потом дымный след вывел волка на странного двуногого. Одиночка выглядел ещё более противоестественным, чем отказавшийся защищать себя лось. Двуногие не бродят в одиночку! Их всегда много. Они не отходят друг от друга дальше, чем летят их тонкие стальные когти или смертельно жалящие острые прутья.
Все в лесу знают: если увидел одного двуногого, значит, где-то близко их целая стая. Поэтому они всегда побеждают. Даже снежных барсов. Даже пещерных медведей. Так было всегда. И вот теперь... Теперь всё поменялось. К тому же - ирбис. Почему он не испугался двуногого?
Волк замер. Такое с ним случалось лишь в минуты охоты, когда, изучая след зайца, пытавшегося запутать преследователя хитроумными петлями, нюх выводил опытного хищника на прежний след, и круг замыкался. В такие минуты волк замирал в сладком предвкушении добычи. Сейчас он испытал подобное волнение, внезапно разгадав причину своего удивления: кого бы в последние дни он не встретил в зимнем умирающем лесу - все были одиночками...
Да, мир раскололся, рассыпался на отдельные кусочки, разбился вдребезги и собрать его теперь невозможно...
Волк покрутил головой, разгоняя тревожные видения, потом трусцой побежал дальше. Не сразу он понял, что, сам того не желая, следует за двуногим. Но отчего-то нисколько не удивился своему внезапному порыву (наверное, в нём ещё не умерла надежда полакомиться вкусными мясными остатками).
Сладкие грёзы о долгожданной пище сделали его менее осторожным, потому что он опасно приблизился к двуногому. Волк понял это лишь тогда, когда услышал громкий предостерегающий крик. Ноги стремительно унесли волка в глубокий лог, где напуганный зверь замер в густых заиндевелых кустах.
Голос двуногого звучал необычно и страшно. Даже в большой группе двуногие всегда разговаривали тихо, так что обнаружить их можно было только по запаху. Этот же кричал громко, яростно, будто хотел, чтобы о его присутствии знал весь лес.
Волк заколебался. Двуногий выглядел безумным, а нужна ли пища безумным, волк не знал. Выждав некоторое время, он всё-таки последовал за двуногим. Но теперь его влекло не сильно притупившееся за последние часы чувство голода, а щенячье любопытство.
