А затем секущий песок, раскалённое солнце и зудящая кожа возвращают меня к действительности.
Все уже на ногах и наблюдают за приземляющимся на берег парашютом. Нам опять прислали хлеб. В точности то же самое, что и накануне. Двадцать четыре булочки из Дистрикта 3. Значит, всего тридцать три. Каждый из нас берёт по пяти штук, в запасе остаются восемь. Никто об этом не упоминает, но восемь идеально разделятся без остатка после того, как первый же из нас умрёт. Почему-то при свете дня весёленькая шуточка насчёт того, кто останется есть булочки, теряет всю свою соль.
Как долго ещё продержится наш союз? Думаю, никто не ожидал, что за такой короткий промежуток времени количество участников так сократится. Что, если я ошибаюсь насчёт того, что остальные защищают Пита? Может, всё вышло чисто случайно? Или, может, всё это была лишь стратегия — завоевать наше доверие, а потом запросто разделаться с нами? А может, рассчитывают на то, что я не пойму, что происходит… Хотя стоп, какое там «может»! Я действительно не понимаю, что происходит. А раз так, то нам с Питом пора смываться.
Я присаживаюсь на песок рядом с ним и жую свои булочки. По непонятным причинам, мне трудно поднять на Пита глаза. Наверно, всё из-за этих объятий и поцелуев прошедшей ночью… Хотя мы уже столько раз целовались, подумаешь, невидаль… Он, может быть, даже и не почувствовал никакой разницы! Наверно, на нас так действует то, что мы знаем — нам недолго осталось. А тут ещё столкновение противоположных интересов в отношении того, кто должен выжить в этих Играх!
После еды я беру его за руку и веду к воде.
— Пойдём. Я буду учить тебя плавать. — Мне надо увести его подальше от других, чтобы мы могли обсудить детали нашего побега. Сбежать будет не так-то просто: как только они сообразят, что мы вышли из союза, они немедленно начнут охоту на нас.
Если бы я действительно учила его плавать, то заставила бы снять пояс, поскольку тот держит на поверхности. Но сейчас-то какая разница? Так что я показываю ему основные приёмы и даю попрактиковаться по пояс в воде. Поначалу, как я замечаю, Джоанна не сводит с нас пристального взгляда, но в конце концов ей это надоедает, и она отправляется соснуть. Дельф плетёт из лиан новую сеть, Бити возится со своей проволокой… Время удирать.
Пока Пит осваивает плавание, я кое-что обнаруживаю. Последние струпья начали отшелушиваться. Осторожно натирая руку снизу доверху пригоршней песка, я счищаю оставшиеся чешуйки, и из-под них проглядывает новая, нежная кожа.
Я прерываю Питовы упражнения, притворяясь, что хочу показать ему, как избавиться от противных струпьев, и пока мы отскребаем друг друга, заговариваю о побеге.
— Слушай, осталось только восемь участников. Я думаю, самое время рвать когти, — бормочу я себе под нос, хоть и сомневаюсь, чтобы кто-либо из других трибутов слышал меня. Пит кивает. Я вижу: он обдумывает моё предложение. Взвешивает, каковы будут наши шансы на успех.
— Знаешь что, — говорит он. — Давай не будем откалываться до тех пор, пока Брут и Энобария не будут выведены из игры. Мне кажется, Бити как раз готовит для них что-то вроде ловушки. А потом, я обещаю, мы уйдём.
Что-то мне этот довод не кажется убедительным. Но, вообще-то, если мы разорвём союз сейчас, то за нами начнут охотиться сразу две группировки соперников. А может, и три — кто знает, что там замышляет Чафф? Да ешё и часы эти… И ещё нужно позаботиться о Бити. Джоанна только привела его ко мне, и если мы отколемся, она его наверняка прикончит. И тут я вспоминаю: Бити мне всё равно не спасти. Победителем может стать только один, и это должен быть Питер. К этой мысли придётся привыкнуть. Отныне я должна принимать решения, основанные только на соображениях о его выживании.
— Хорошо, — говорю я. — Мы останемся, пока не будет покончено с профи. Но на этом конец. — Я оборачиваюсь и машу Дельфу:
— Эй, Дельф, чеши сюда! Мы тут придумали, как снова сделать из тебя красавца!
Мы все трое принимаемся соскребать с себя струпья, помогая друг другу очищать спины. Теперь мы такие розовенькие, как небо над головой. Снова обмазываемся мазью, уж больно кожа кажется нежной и тонкой — враз обгоришь. Правда, зелень на гладкой коже выглядит и вполовину не так жутко, не говоря о том, что в лесу она послужит неплохим камуфляжем.
Бити подзывает нас к себе. Выясняется, что за все те часы, что он возился со своей проволокой, у него действительно вырисовался план.
— Я думаю, и все со мной наверняка согласятся, что нашей следующей задачей будет убрать Брута и Энобарию, — рассудительно говорит он. — Сомневаюсь, что они решатся вновь напасть в открытую, ведь мы значительно превосходим их числом. Как я полагаю, мы могли бы и сами поохотиться на них, но это опасная, изматывающая работа.
— Ты думаешь, они узнали про часы? — спрашиваю я.
— Даже если и нет, то скоро узнают. Хоть, может, не так детально, как мы. Но они наверняка знают, что по крайней мере в некоторых зонах происходит нечто странное и страшное, и повторяется оно согласно некой периодической схеме. К тому же тот факт, что наша последняя стычка была прервана вмешательством распорядителей Игр, конечно же, не прошёл для них незамеченным. Мы знаем: это была попытка дезориентировать нас. Брут и Энобария вполне могут задаться вопросом, почему так произошло, и это, в свою очередь, тоже может привести их к мысли, что арена представляет собой часы, — говорит Бити. — Так что, я думаю, нам лучше сделать ставку на то, чтобы завлечь их в ловушку.
— Погоди, дай я разбужу Джоанну, — говорит Дельф. — Она взбесится, если проспит такое важное дело.
— А может и нет, — бормочу я, имея в виду, что она и без того всё время как бешеная. Но не останавливаю Дельфа, потому что и сама была бы вне себя, если бы меня не допустили к обсуждению такого важного плана.
После того как Джоанна присоединяется к нам, Бити просит нас немного отойти, чтобы у него было пространство для работы, и принимается чертить на песке. Появляется круг, разделённый на двенадцать клиньев — арена. Она не изображена так точно и выверенно, как у Пита, а только небрежно набросана — сразу видно, у человека, который рисовал, на уме кое-что куда более сложное.
— Если бы вы были Брут и Энобария, зная то, что вы знаете о джунглях, какое место показалось бы вам самым безопасным? — спрашивает Бити. В его голосе не ощущается никакого снисходительного тона, но мне так и видится школьный учитель, помогающий детям якобы самим додуматься до ответа. Может, всё дело в разнице в возрасте, но скорее — в том, что Бити в миллион раз умнее каждого из нас.
— То, где мы сейчас, на берегу, — отвечает Пит. — Это самое безопасное место.
