он еще попросит вас о диверсии, — ехидно сказала Кёрк. — Он их очень любит.
— Это вполне вероятно, — сказал Гаунт.
Неподалеку Макколл сидел около одной из горящих бочек, осторожно опуская силовые ячейки лазганов отряда в огонь. У каждого члена команды оставалось мало энергетических боеприпасов, и хотя ячейки было достаточно просто перезарядить, местная энергосеть была еще меньше, чем заслуживающая доверия. Обнажить термальный рецептор ячейки, чтобы нагреть его в огне было радикальным, но эффективным методом перезарядки. Тем не менее, это сильно сокращало жизнь блоков питания. Макколл смирился с этим. Он чувствовал, что продолжительность их жизни уменьшилась до дней, если не до часов.
Подошел Маквеннер с последними несколькими батареями, которые он собрал у Крийд и Варла. Он помог Макколлу опустить их в огонь.
— Этого не должно было случиться, — сказал Макколл.
— Чего?
— Того абсурда с Роуном. Я не могу поверить, что сделал это. В тот момент я был не я, понимаешь, Вен? Совсем не я.
— Керт говорит, что мы все должны ожидать этого. Мы были обнажены этому миру достаточно долго, и его отрава напитала нас. Она говорит, что наши личности изменятся. Наше настроение поменяется. Ты видел это.
Макколл вздохнул. — Да. Я просто до сих пор думал, что избежал этого прикосновения. — Он посмотрел на свои руки, когда забрасывал последнюю батарею в огонь. Как и всех них, его кожу покрывала сыпь, и его ногти стали покрываться крапинками. — Из этого мы не выберемся, Вен. Наши тела распадаются, и мы теряем разум.
— Но с другой стороны...— сказал Маквеннер.
Макколл улыбнулся. Эта сила духа Налшинов...
— Я не думаю, что это разрушит нас, — после долгой паузы, задумчиво сказал Маквеннер.
— Да? — спросил Макколл.
— Хаос. Нас очень часто предупреждали, что зараза Губительных Сил разрушает человека, как болезнь. Но разве это ощущается так?
— О чем это ты говоришь, Вен? Я чувствую себя больным до самых костей.
— Это изменяет нас, — сказал Маквеннер. — Вот как это работает. Вот, почему это так... опасно. Посмотри на Роуна.
— А мне нужно?
— Роун никогда никому не доверял. Теперь зараза добралась до него, и вытащила эту его часть на передний план. Преувеличила ее. Он теперь параноик. Ты можешь это видеть. Чрезвычайно нервный. И Доктор Керт. Она всегда была твердой, но она так же всегда держала свое негодование от цены войны внутри себя, и таким образом могла сконцентрироваться на спасении жизней. Хаос вытащил всю эту потаенную злость наружу, как внезапное наводнение. Так же с Белтайном. У парня всегда была дерзкая жилка, которую он пытался контролировать. Сейчас он огрызается и острит. И ты...
— Я? — ответил Макколл.
— Ты, наконец-то, сказал Роуну все, что хотел. Хаос не уничтожает нас, он находит вещи, которые всегда были внутри нас, и вытаскивает их наружу. Сварливость, пороки, худшее в нас. Вот почему именно этого по-настоящему должно бояться человечество. Хаос выявляет худшее в нас, а худшее уже там.
— Возможно, ты прав, — сказал Макколл.
— Возможно, — согласился Маквеннер. — Или может быть эта идея появилась, потому что Хаос вынул худшее из меня.
На другой стороне цокольного этажа Белтайн возился со своим воксом. Ларкин сел рядом с ним.
— Как продвигается? — спросил он.
— Медленно. Здесь слишком многое надо просмотреть. Это убивает мои глаза. — Белтайн прокручивал лог передачи, который скопировал с передатчика архиврага. Экранчик передатчика был маленьким, и он напрягался, чтобы разглядеть данные. — Данные расшифрованы, но мне все равно приходится прогонять их через переводчик передатчика, а ты бы знал, как это безнадежно. В нем только элементарные формы языка врага. Загруженные слова приходят в виде не найдено.
— Сколько ты раздобыл? — спросил Ларкин.
— Всего лишь последнюю неделю, но и в этом тысячи вариантов расшифровок. Я собираюсь начать с первых записей данных врага. Это кажется самым лучшим местом, с чего начать.
— Нужна помощь? — спросил Ларкин.
Белтайн бросил на него взгляд.
— Самый острый глаз в Призраках это я, — ухмыльнулся Ларкин. — Пойди, поешь того отвратительного супа, и позволь мне поработать.
Гаунт спал уже около трех часов. Сначала сон был без сновидений, потом картинки начали появляться. Он видел лед и снег, которые могли быть Хагией, Храмовым миром. Серебряный волк бежал по снежным полям, не оставляя следов за собой. Он добежал до одинокой черной изгороди и посмотрел назад. У волка были глаза Роуна.
Откуда-то послышался крик. Отдаленный, но четкий. Мужской голос, кричал и кричал от достойной сожаления боли. Он знал этот голос. Кто это был?
Волк испарился. По причинам логики сна открылась дверь в центре деревьев и из нее вышла фигура. Это была Беати, но, так же, это была и Кёрк. Стигмата на ее щеке была аквилой.
Ее рот двигался, когда она говорила, но звуки были рассинхронизированы с ее губами.
Она сказала, — Под кожей. Что важно – внутри.
Затем она вошла обратно в дверь, как картинка, прокрученная в обратном направлении, и дверь закрылась.
Это случилось, когда крик начал становиться громче, пока не осталось никакого снега, никакого льда, ни двери, ни деревьев, и, вообще, никакого сна. Только крик.
Затем его разбудил Белтайн, что отлично подошло Гаунту.
Он зевал и потягивался. Ларкин был рядом с Белтайном.
— Ну, так?
— Думаю, что мы нашли, — сказал Белтайн. — Ларкин обнаружил.
— И?
— Это было на главном командном канале. Несколько передач вчера и позавчера. Активность в Бастионе Летрики. Самое большое, что я смог понять, множество старших ординалов собираются там. Что-то типа встречи с высоким уровнем безопасности.
— Ясно, — сказал Гаунт. — Но бастион – это одна из главных крепостей на Гереоне. Собрание старших ординалов может быть не столь необычным событием.
Белтайн
