Когда меня, заламывая руки за спину под удовлетворенные женские комментарии, тащили к квартире Беловода, я представил, как выгляжу со стороны. Растрепанный, физиономия окровавлена. Такой себе «романтик с большой дороги»… Преступный волчонок большого города… Поэтому я лишь молча сопел и только один раз покачал головой, когда второй мент сказал первому: «А я, Кирюха, сижу себе тихонечко в машине, когда вижу — пацан из подъезда выскочил. Я — к нему, а он говорит, мол, быстрее, там на лестнице товарища вашего мочат».
Спустя некоторое время, крепко скованный наручниками, я мрачно говорил «товарищу», который откровенно скучал в ожидании приезда следственной группы и рассеянно рассматривал квартирный хаос:
— Ребята, если бы я хотел сорваться, то, поверьте, сделал бы это очень даже легко. Я же в десантуре служил. Да и еще некоторый опыт имею.
— Давай, давай, заливай, десантник, — иронически протянул милиционер, которого звали Кириллом.
— Да нет, правда, — немного загорячился я, — вы ошиблись: я хотел задержать вора, но, как видите, не удалось.
— А как же ты, десантник, в квартиру-то попал?
Я вздохнул:
— Через балкон. Потому что увидел со двора, как кто-то по квартире рыщет. Ну и… Дело в том, что хозяин этих апартаментов, Вячеслав Архипович Беловод, мой хороший знакомый. Мы договорились о встрече. Но я опоздал и ждал его на лавочке. Да, в конце концов, у вас же есть мое редакционное удостоверение, — снова начал закипать я и кивнул головой на вещи, добытые из моих-карманов и кучкой лежащие на столе. — Там черным по белому написано, что Роман Ефимович Волк является корреспондентом газеты «Аргументы». А рядом — командировочное удостоверение. Паспорт — в гостинице. Может, давайте вместе подумаем, кто здесь Беловоду «шмон» устроил?
— Думать, Роман Ефимович, вы будете, наверное, в другом месте и в определенное время, расписанное уголовным кодексом.
Я сплюнул:
— Если бы за дурость звания давали, ты уже генералом был бы.
— Что?.. — с угрозой двинулся ко мне Кирилл, но от неминуемого и неправедного судилища меня спасло прибытие следственной группы. Как говорится, на место события. И с тепленьким вором, взятым с поличным.
От дальнейшего самоистязания меня освободил взгляд, брошенный на двери: за спинами серьезных криминалистов маячило несерьезное лицо Сергея Алексиевского, он же — Д. Раконов, он же — Иегудиил Шнеерзон, и т. д., и т. и. На мое счастье этот субъект газетной деятельности по полдня болтался в милиции в поисках информации с изюминкой. Сегодня он, наверное, занимался тем же, несмотря на все наши договоренности. «Ура-а-а!» — мысленно воскликнул я и облегченно выдохнул, намеренно сдерживая голос, чтобы не завопить:
— Серега, будь другом, разгони туман. Объясни присутствующим, что не мог я здесь ничего украсть!
— Вы его знаете? — обратился к нему дородный мужик в штатском.
Алексиевский прищурил глаза за своими темными очками, почесал бороду и так громко зашептал на ухо мужику, что его, наверное, было слышно и на балконе:
— Товарищ капитан, это — известный рецидивист по кличке Волк. Настоящего его имени я не знаю. Работает под корреспондента столичных газет, входя в доверие к жителям и устраивая квартирные кражи.
Я почувствовал, как моя челюсть налилась свинцом и чуть не упала на землю.
— Точно, точно, — радостным голосом влез в шепот Алексиевского милиционер Кирилл, — вот его удостоверение на имя Волка. Говорит, что он корреспондент «Аргументов».
«Ну, Иегудиил, ну, Д. Раконов, ну, Эдя Пивонов, держись, — мысленно заскулил я. — Всяким шуткам есть предел…»
Но шутки, как я вскоре понял, только начинались. Как и составление протокола. Алексиевский куда-то быстро слинял, и мне на полном серьезе пришлось оправдываться на месте. Я понимал, что в конце концов ошибка выяснится, но провести ночь в милицейском «клоповнике» мне отнюдь не светило. Даже с целью сбора информации изнутри про уголовную жизнь Гременца.
Против меня также сыграл квартирный бум, охвативший, как я понял, этот дом. Бывшие ближайшие соседи Беловода или выехали, или разменялись. Если бы меня отпустили минут на пятнадцать, я бы, конечно, нашел какого-нибудь знакомого, но до этого не дошло. Дошло до другого. Поняв-таки, что по лестнице бежало два человека, милиционеры начали намекать на групповую кражу. Этого мне еще только не хватало! Я затравленно оглядывался по сторонам (что, кстати, было совсем не в мою пользу), и в конце концов мой взгляд упал на подоконник. Я даже подскочил на месте.
— Эй, адмирал, — завопил я, — посмотри на ту фотокарточку. Это же вещь хозяина! И на ней — я рядом с ним.
Милиционер Кирилл осторожно взял покрытую треснувшим стеклом пластинку и рассмотрел ее. Потом поднял глаза и почему-то смущенно произнес:
— Она…
Я проследил за его взглядом и почувствовал, что, как раньше — челюсть, мое сердце наполнилось свинцом, потяжелело и, сорвавшись с места, покатилось куда-то в тартарары. В двери действительно стояла ОНА. Лялька… Лариса… Лариса Леонидовна Яременко. Моя бывшая жена.
За нею неопределенно маячила невыразительная фигура Дмитрия. Ее действующего мужа.
Из крана сочилась очень тонкая струйка воды и поэтому она не мешала мне прислушиваться к тому, что происходило в комнате. Милиционеры, составив протокол, по которому я проходил уже свидетелем, пошли прочь. Беловод так и не появился. Лялька чем-то шуршала, перешептываясь с Дмитрием. Я вздохнул и вышел к ним, влажный, чистый и спокойный, как майн-ридовский индеец перед смертной казнью.
В комнате уже было прибрано. Даже березовые веточки и пучки полыни висели на своих местах, распространяя терпкие головокружительные запахи. Аккуратно сложенные вещи лежали на диване, а на кухне жалобно посвистывал чайник.
«Итак, чаевничать будем, — мелькнуло у меня. — У самовара — я и моя Лялька… И не только».
Чаевничали действительно долго, подчеркнуто вежливо обращаясь друг к другу: я, с пятном белого пластыря на щеке, чуть растрепанная Лариса Леонидовна и углубленный — даже проваленный! — в себя Дмитрий Анатольевич, не знающий, куда девать свои огромные руки. Ведь неразлучной видеокамеры с ним не было. Вместо нее на коленях лежала толстая кожаная папка.
— Где же Беловод делся? — глядя на газовую плиту, словно на произведение искусства, спросил я самого себя.
Лялька откашлялась:
— Не знаю. У него, по-моему, никаких планов на сегодняшний вечер не было. Странно… Собирался, кажется, поработать со статьей для научного журнала.
