— Хорошо, — сказал я. — Может, теперь продолжим разговор? Ты не сказала, кто ты такая.
Она подарила мне ласковый взгляд, сверкнула зубами, изобразив улыбку, и произнесла слова, прозвучавшие примерно так:
— Итхат отток атаку.
— Замечательно, — ответил я. — Это проясняет дело. Ты единственный человек в этом безумном мире, который мог бы сказать, кто за тобой гнался. А ты изъясняешься на южно-зулусском или еще каком-то наречии.
— Отток олл хитасса, — согласилась она.
— Кома Си кьямо? — рискнул я. — Парле ву франсе? Ви хайссен зи? Вод хетер ду?
— Итхат олл утрук молола йо, — сказала она. — Мрэк.
Я смотрел на нее, покусывая нижнюю губу. В голове у меня все еще стучало, глаза резало, словно туда насыпали песка.
— Нам придется найти тихое местечко, чтобы укрыться, — сказал я скорее себе, чем ей. — Хорошо было бы уехать из Майами, но — черт с ним. Мистеру Сэтису не удастся выжить меня из города. Мне здесь нравится.
Человек среднего роста в темном костюме, до сих пор сидевший у стойки, слез с высокого стула и не спеша приблизился к нашему столику. Он стоял метрах в трех и выбирал сигарету: автоматическая сигаретница предлагала широкий ассортимент.
Ему было лет тридцать пять (плюс-минус два года), выглядел обыкновенно, волосы цвета соломы и подбородок чуть меньше, чем надо. «Что-то уж слишком долго он выбирает сигарету», — подумал я.
— Сиди здесь, — сказал я девушке, притворно-спокойным тоном, потом встал, резко отодвинув стул. Парень метнул на меня взгляд, повернулся и пошел к двери. Я последовал за ним на улицу, где все еще лил дождь и все утонуло в тумане. Он шел так быстро, что оторвался от меня метров на шесть. Догнав, я схватил его за плечо и развернул к себе лицом.
— Давай выкладывай, что задумал, — рявкнул я. — Если ты при оружии — не пытайся стрелять, мое уже нацелено на вторую пуговицу твоего плаща.
У парня отвисла челюсть. Он отступил назад и вытянул вперед руки, словно хотел меня отодвинуть. Я не отставал.
— Говори быстро, мистер, и не ври. У меня болит голова, и в такие моменты я слегка нервничаю.
— Слушай, — сказал он задушенным голосом, — не стреляй, ладно? Я тебе отдам и бумажник, и часы. У меня приличные часы… — он начал их снимать.
— Это отложим, — прорычал я. — Говори, кто такой Сэтис? Зачем ему моя монета? Что за люди преследовали моряка? И зачем, черт возьми, нужно было нападать на девушку?
Он снял часы, повертел их в руке, потом бросил на тротуар. Пытаясь увернуться от меня, он прижимался к стене. Лицо было вялым и желтым.
— Это твой последний шанс, — я наставил на него револьвер. Человек издал какой-то блеющий звук и ухватился за ствол, я выдернул «пушку» и саданул его в челюсть. Прикрывая голову руками, он издавал отрывистые вопли.
— Давай бумажник, — скомандовал я. — Посмотрим, что там. — Порывшись в кармане, он достал бумажник, я рывком раскрыл его и достал несколько удостоверений, согласно которым передо мной был Джим Эззард, проживающий по Аллее Тюльпанов, д.319, застрахованный фирмой «Этерна Мьючуал», работающий в фирме «Стандарт ойл», член каких-то спортивных клубов.
Я швырнул бумажник на землю.
— Куда ты так спешил, Эззард, или как тебя там? Что собирался донести своему боссу?
Он смотрел на бумажник, все еще валявшийся под ногами, из которого выглядывало несколько потрепанных банкнот. По его лицу было заметно, что он что-то замыслил.
— Ты что… сыщик? — выдавил он. — Я…
— Неважно, кто я. Мы говорим о тебе.
— Ты ничего не нашел у меня. — Он быстро пришел в себя, отряхнул плащ, вправил рукой челюсть. — Я чист, как стеклышко, можешь спросить у барменши, что работает у Симонса.
— Брось про барменшу у Симонса, — оборвал я. — Выверни карманы. — Ворча, он подчинился, но я не увидел ничего, кроме стандартного набора: мелочи, скрепок, надорванных билетов в кино.
— Вы, ребята, слишком много на себя берете, — бубнил он, — честный парень не может высунуть нос на улицу — вы, сразу…
— Пошел вон, — сказал я, — или я начну сначала. Я отчалил под аккомпанемент его ругательств. Вернувшись в кафе, я застал девушку на том же месте.
— Все в порядке, — доложил я, — ложная тревога. Дошел до того, что начал придираться к приличным людям. Мне все кажется, что у каждого в кармане нож и запас цианистого калия.
Девушка улыбнулась — на сей раз это была, без сомнения, улыбка. С ней все-таки было приятно разговаривать, хотя она и не отвечала, а только сверкала зубами.
— Пошли, — я взял ее за руку и помог подняться.
— Мы снимем номер в каком-нибудь второсортном отеле тут неподалеку. Нам нужно, отдохнуть. А утром…
Тут официант сделал таинственный знак, и я подошел к нему. Продолжая расставлять на подносе перечницу, солонку и все прочее, он как бы между прочим сообщил:
— Не знаю, имеет ли это к вам отношение, но вон там у входа прогуливаются двое.
Мы прошли черным ходом. Это был темный коридор, заполненный мусорными баками, горой картонных ящиков, разным хламом — признак того, что городская система уборки перестала работать. Что и говорить, я все ближе знакомился с изнанкой жизни, а этот угол выглядел одним из самых неприглядных.
Девушка не отставала от меня ни на шаг, озираясь по сторонам. По-моему, она без слов понимала, что происходит. Впрочем, она не паниковала, что мне нравилось.
Почти прижимаясь к стене, я продвигался по коридору. И вдруг моя спутница издала приглушенный возглас. Я увидел парня, стоящего на улице примерно в двадцати футах от нас, и потянул ее за руку, мы снова двинулись вперед — она чуть позади меня. Я надеялся, что он не заметил нашего секундного замешательства.
Где-то в нескольких шагах от него я начал оживленно обсуждать местные климатические условия. Еще несколько шагов, еще…
Резко развернувшись, я заехал ему между ребер, и вовремя, поскольку он собирался последовать за нами. Согнувшись пополам, он пропахал носом мою ногу ниже колена. Рухнув, он перевернулся на спину; я наступил ему на кисть руки и увидел блеск металла — это заскользил по тротуару маленький револьвер. Дернувшись, парень попытался укусить меня за ногу. Подняв его за шиворот, я поставил парня на ноги.
Я сверкнул глазами на спутницу. Моя умница выдернула пояс из его пальто и, опустившись на колени, соединила его руки за спиной, дважды обмотав их поясом, ловко, словно няня, всю жизнь пеленавшая грудных младенцев.
— Ну-ка расскажи мне правду, мистер, — прошептал я ему в ухо. Он извивался, брыкался, даже плюнул в меня. Мышцы на шее у него вздулись, как тросы, поднимающие лифт. Вдруг изо рта у него пошла пена, и парень неожиданно затих. Я пощупал пульс — его не было.
