Капли пейотля становились все больше и больше, повинуясь силе тяжести, летели вверх, затем, подхваченные вихрем искусственных воспоминаний, сталкивались друг с другом и взрывались фейерверком разноцветных искр.
«Вспомни тепло рук своей матери, голос своего отца», — говорила ему мудрая птица, чей образ теперь четко прорезался сквозь сизую дымку, но Дитя Пустоши не мог вспомнить, ведь у него никогда не было матери, а отец не был ему отцом.
Чужие, ненастоящие воспоминания в его голове становились сильнее. Они шипели и извивались, подобно змее, и змея эта имела острые, длинные клыки, которыми хотела впиться в разум.
«Что ты помнишь?» — спросила его мудрая птица, и Дитя Пустоши ответил:
«Я помню бесконечность и тьму. Помню холод металла и тепло человеческого прикосновения. Помню, как впервые увидел свет, как заговорил, как изменил данное мне имя по своей воле. Помню, как был человеком среди Теней, но затем стал Тенью среди людей. Я помню женщину без лица и поглотивший ее огонь. Помню пламя битвы, поглотившее много жизней и новую цель…»
Дитя Пустоши закричал, когда Лживая Змея впилась в этот последний кусочек его воспоминаний. Она не могла допустить, чтобы Дитя Пустоши проснулся самим собой. Лживая Змея уже успела сожрать остальную его память. Сейчас она переваривала ее, превращая в свой яд.
Дитя Пустоши закричал вновь, когда Змея стремительным рывком бросилась на него, чтобы заразить своей ложью.
«Нет!» — прокричала мудрая птица и взмахнула своими крыльями.
Могучий поток ветра врезался в тело Змеи и обрушил ее на землю.
«Тебе будет дано имя… — Взмах крыльев. — Матерью твоей будет пустошь… — Еще один взмах. — А отцом твоим будет небо… — Снова взмах крыльев. — А память твоя будет будущим. Ты обретешь ее сам, и никто не сможет отобрать ее у тебя, ведь она будет истинной».
И с последним взмахом крыльев мудрая птица опустилась к Лживой Змее. Одним ударом клюва она отсекла Змее голову, и та обратилась ядом. Но мать-земля не приняла этот яд, а отец-небо испепелил его лучами двух солнц.
…Дитя Пустоши открыл глаза.
— Джек-Джек? — Голос был громогласным и доносился будто бы из центра мира, который сейчас сжался до размеров головы. Но принадлежал голос вовсе не какому-то мифическому существу, а весьма прозаичному Здоровяку Винни. — Док, скорее сюда! Джек-Джек открыл глаза! — закричал он.
Стоило только проморгаться и немного подышать, как мир начал обретать очертания. Крыша ангара, красная рожа Здоровяка Винни и пронзительная боль в шее — вот и все, что пока существовало в этом мире. Постепенно начали проявляться детали. Сквозь крышу ангара пробивался тусклый красноватый свет второго солнца, а значит, уже наступил вечер, на лице Здоровяка читалась несвойственная ему озабоченность, а боль… оставалась все такой же пронзительной.
— Как ты, босс? — спросил Винни, затем, не дожидаясь ответа, крикнул куда-то в сторону: — Док, твою мать, тащи свою задницу сюда, или тебе придется лечить свой сломанный череп!
— Бывало и хуже. — Сейчас Джек-Джек старался соврать в первую очередь самому себе. Боль в шее оказалась невыносимой. Тело было будто ватным, пальцы хоть и слушались, но с большим трудом.
— Изрядно он тебя потрепал, босс, — улыбнулся Здоровяк, и Джек-Джек против своей воли улыбнулся ему в ответ.
В мире появился еще кое-кто. Это оказался вытянутый как жердь и сухой как вяленая конина доктор Ипокте. Врач из него был никудышный, но найти кого-то лучше за такие деньги Джек-Джек не смог.
— О духи, — хрипел Джек-Джек, — держите этого коновала подальше от меня! Со мной все хорошо, просто отлично.
Он сам не знал, говорит серьезно или шутит.
— Не нервничай, — сухо сказал Док, зачем-то осматривая его глаза. — Я тебе тут жизнь спасаю…
— Что со мной случилось? — задал вопрос Джек-Джек, одновременно пытаясь вспомнить ответ на него.
— Тот мусорщик сбежал, — сказал Док. — Придушил тебя и вывихнул шею. Он сильный как бык. Я таких травм вообще никогда не видел. Мы поначалу думали, что ты не жилец.
— Сколько я пролежал в отключке? — Довольно быстро боль в шее стихла.
— Почти весь день, — буркнул Винни.
— Проклятье, — выругался Джек-Джек, — как обстоят дела на станции?
После того как Винни с Доком в двух словах описали обстановку, а Джек-Джек собрался с мыслями, он дал ряд указаний, что и кому нужно будет делать. Какое-то время ему, видимо, предстояло пролежать в постели, но это не значило, что то же самое должны были делать его люди. Работа есть работа.
— А что по поводу того мусорщика и «лягушки»? — спросил Винни.
— Он не мусорщик, просто клоун. Здоровенный, везучий как черт клоун, — буркнул Джек-Джек, — пусть валит на все четыре стороны. Машина все равно далеко не уедет. Будем надеяться, что он подохнет в пустоши без еды и воды. Если нет, то я рано или поздно найду его и выпущу ему кишки. Ну что вы встали?! Идите работать!
В дверь постучали. Секунду стояла тишина, затем стук повторился, он был настойчивее, чем в первый раз. Вслед за этим стуком из другого конца помещения долетели приглушенные, но от того не менее грязные ругательства.
Гайка откинула шерстяное одеяло. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось вставать с кровати.
— Кого еще принесло, к чертям собачьим? — заворчала она, натягивая халат и снимая с полки отцовский помповик. — В такой-то час! Какому идиоту не спится?
Стук послышался вновь, но на этот раз он был заглушен раскатами грома. В ту же секунду дождь забарабанил по крыше мастерской. Гайка дернула рубильник, и под потолком загорелась одинокая лампочка.
— Иду, иду! — крикнула она.
Ну не оставлять же человека на улице под ливнем?
Подойдя к тяжелой металлической двери, открыла маленькое окошко. Твари и рейдеры обычно не стучатся, но проверить все равно не помешает.
За дверью различались два силуэта, застывших в потоках дождя. Один, побольше, оказался лошадиным, и Гайка не обратила на него никакого внимания, второй же принадлежал мужчине. Он, конечно, был меньше лошади, но при этом оставался таким огромным, что ни с кем, кроме как с конем, сравнить его не получалось. В темноте, царившей на улице, ничего более разглядеть не удалось.
— Кто там? — выдала Гайка дежурное.
— Меня зовут Артур… мэм… э-э… мисс… — Голос у незнакомца звучал молодо и довольно приятно. — Вы не могли бы пустить меня внутрь, тут дождь…
— Я не слепая, — оборвала его Гайка на полуслове, — что нужно?
— Это свалка Герхарда Гайко, верно?
— Мастерская, — поправила Гайка.
