— Запас, как известно, карман не тянет, — прокомментировал Глюк свои собственные действия. И здесь он был совершенно прав.
8. Внешний периметр обороны (некоторое время тому назад)
— Ну и типчик, — высказался вдруг Ведич, совсем неожиданно вспомнив Хистера.
— Явно сволочь редкостная, — согласился Глюк.
— Я, честно сказать, все время ждал, что он скомандует своим «дуболомам», что-нибудь типа: «А отрубите-ка, братишки-фашисты, вот этим проходимцам голову».
— Ты знаешь, я тоже, больше не за его лицом следил, а за рукой. Всё казалось, что сейчас она дернется к «импульснику».
— Но согласись, друган, говорит, как по писаному. Заметил?
— Еще бы! Как реченька журчит. И голос такой волевой, уверенный. Заслушаешься.
— Прям гипноз какой-то, ё-моё.
— Не, а какую речугу про героическую долю трудяг-сталкеров толкнул? Будто загодя готовился целую неделю до того.
— Песня, прямо. Как доблестные покорители Пятизонья — сталкеры штурмуют пустоши и прочие отобранные у человечества местности. Как мы один на один голыми руками бьемся с чудищами. Как приносим растерянной цивилизации небывалые ценности, превосходящие самые смелые разработки ученых. Что только на нас, богатырях и ударниках «локационного» труда, базируется вся жизнь этого бедного, дистрофичного человечества. А еще…
Глюк слушал Ведича и улыбался во весь рот. Еще бы не улыбаться! Они выбрались живыми из главной цитадели самой жестокой организации Пятизонья. Теперь бетонные апартаменты Ковчега остались за спиной, и можно было поговорить спокойно, не оглядываясь вокруг в поисках осведомителей. И не осматривая ближние стены, разыскивая какие-нибудь подслушивающие устройства.
— А вот Кварод, между прочим, мне приглянулся, — вставил Глюк, когда Ведич подробно и с подковыркой запыхался изображать Хистера.
— Да вроде ничего мужик, — кивнул напарник. — Честно выглядит, по крайней мере. А вот говорит… Ты не заметил, Глюк?
— В смысле, что-то темнит?
— Да, есть такое ощущение.
— Мне кажется, Ведич, что в таком месте, где он живет, надо сутки напролет напрягать голову, чтобы не ляпнуть лишнее слово. А то сразу в кутузку или на воспитательную процедуру. Что это, кстати, как думаешь?
— Вроде, слышал, палками по пяткам колотят, — пожал плечами Ведич. — Или по заднему месту. Хотя у них могут и по голове, наверно. Археология какая-то, прямо. Ретро вживую.
— Еще рассказывали, будто они своих за провинности скармливают скоргам в подвале. Потом, мол, режут, а зараженные «запчасти» продают институтам за барьером.
— Может, бред? Вроде бы Ковчег сам по себе.
— Ага, сам по себе. А откуда бы у них деньги взялись, если с внешним миром дел не иметь?
— Да уж, точно, — снова кивнул Ведич. — Но меня одно волнует.
— «Заплатят — нет?» — спросил Глюк.
— Это само собой, — отмахнулся сталкер. — Меня волнует, что придется к ним снова возвращаться.
— Это точно, — согласился напарник. Теперь оба одновременно обернулись и еще раз посмотрели на гнездовище Ковчега — Форт. Тяжелые бетонные блоки в кажущемся беспорядке громоздились один на другой. Было непонятно, объяснялось ли такое расположение глыбин случайностью — результатом Катастрофы, или именно такая архитектура и была предусмотрена? То есть вся эта хаотичная постройка — бредовая задумка здешнего фюрера, господина Хистера. После знакомства с ним такая мысль попросту не могла не прийти в голову.
— Все-таки само собой выстроилось, — высказался Ведич. — Я заметил, там, в двух местах, бетонные штуковины торчат одна из другой. Как будто выросли. Не может же так быть, как считаешь?
— Не знаю, — пожал плечами Глюк. — Здесь же вроде академические строения какие-то были, правильно? Вдруг академикам нравился такой кавардак?
— Не исключено. Зная, что они потом сотворили, этими своими опытами с пространством, можно представить, какая каша творилась в их головах.
— А я вот не представляю.
— Чего ж тут представлять? — хмыкнул Ведич. — Вот посмотри на эту гору бетона, и все само собой представится.
— Попались бы мне эти чертовы ученые, уж я бы им показал кузькину мать, — почти мечтательно высказался Глюк.
— Врешь всё, — отмахнулся Ведич. — Ты ж полчаса назад с этим Квародом распрощался. А чем он лучше тех, что сотворили Катастрофу? Тоже, небось, творит сам не знает, что. Буйствует воображением, и все дела. Чего ж ты его не удавил на месте? Расшаркивался перед ним, в рот заглядывал.
— Что да, то да, — несколько поник Глюк. — Заслушался даже. Он, правда, не так соловьем поет, как Хистер, но зато в какие дебри лезет! Причем легко так. Будто в зоне пониженной тяжести. И главное, потом запросто назад выруливает. Без всяческих этих формул, цифр. Просто, доступно, черт-те чего нам по полочкам разложил.
— Разложил? — подколол Ведич. — А ты хоть чего-нибудь запомнил?
— Обижаешь, — покосился Глюк. — Кое-что запомнил. Правда, не всё смогу сейчас пересказать, это да. Но ведь не всё, что понимаешь, можно потом правильно изложить?
— Это только нам, не очень-то грамотным. Кварод явно сможет передать словами, что хочешь. Завидно даже.
— Нашел чему завидовать, — посмотрел на напарника Глюк. — Пусть он нам завидует. Мы ж, по словам его начальства, основная надежда человечества. А он кто? Лабораторная крыса, так? Что эта крыса будет делать, если мы не принесем ему новую игрушку?
— Что он будет делать, не знаю, — вслух подумал Ведич. — А вот что с ним сотворит Хистер, если он не даст ему то, что требуется, да еще в срок — вот это очень даже любопытно.
— Потому Кварод, наверное, и выглядит обеспокоенно, что не знает, чем все закончится, — подвел черту Глюк.
Вскоре они перевалили холм и поравнялись с передовым оборонительным постом «экологов». Их окликнули.
— Эй! Стоять, бояться! Кто такие!
— Мы вольные сталкеры! — крикнул в ответ Глюк, поворачиваясь к очередному скоплению бетонных блоков. — Недавно к вам прибыли.
— Чего брешешь? — отозвались из укрытия. — Что тут делать вольным сталкерам?
— Слышь, дядя, — вмешался в дело Ведич. — Хочешь со своим фюрером разбираться? Лезешь в его дела?
— Ты нашего лидера не трогай, — сделали резонное замечание с поста. — Тебе до него, как до неба пехом. Пароль говори.
— «Генрих Гиммлер», — отчеканил Глюк.
— Точно, — судя по тону, на посту удивились. — Ну, проходи.
— Слышь, дядя! — остановился Глюк, глядя прямо в амбразуру. — А ты хоть знаешь, кто это такой?
— Кто, кто такой?
— Кто такой Генрих Гиммлер, знаешь?
