– От лиса-то, от лиса! – снова не выдержал кто-то из работяг. – Не ехидна ли?!
Но, вовремя спохватившись, что говорит вслух, мужчина замолк.
– В палатке нога начала болеть куда сильнее. В довершение к этому еще и дрожь непонятная в теле появилась. «Худо мне, Петя, – прошептало Зло, плотнее пододвигаясь к юноше. – Холодно очень». Гостеприимный хозяин попытался высвободиться и укрыть его одеялом, но Зло стянуло с себя кофту и, жадно поцеловав юношу, прижалось к нему всем телом. Внутри ослабевшего Пети что-то дрогнуло, он, словно в забытьи, повалился на матрац. Плотный клубок из сплетенных тел заворочался под теплым одеялом – и не стало больше юноши Пети, а вместо него с утра на работы вышел мужчина Пётр.
Ночь за ночью Зло привязывало его к себе, пытаясь максимально заполнить жизнь мужчины. Почти все свободное время они проводили в общей уже палатке. Никогда еще Пётр не уходил с работы в таком приподнятом расположении духа и не являлся на службу со столь большим опозданием…
– Конечно, с жинкой-то куда интереснее время коротать, чем с мужиками.
– Фёдор, замолчишь ты когда-нибудь? Хватит бубнить, не слышно же ничего.
– Друзья никак не могли понять, что с ним творится: открытый, вроде, человек, радушный, а тут бац! – особняком стоит, приятелей чурается: ни стаканчик пропустить после дня трудового, ни за жизнь разговор завести… Захворал, может? Чтобы внести хоть какую-то ясность и отмести пустые подозрения, в палатку к Петру однажды наведался бригадир…
– Слышь, Митрич, – кто-то из оружейников толкнул бригадира в плечо. – Про тебя речь…
– Поздоровался, сел, да начал выспрашивать, кумекая про себя – что, как и почему. Долго таился Пётр, тему менять пробовал, держался из последних сил, но гостя прозорливого обмануть не вышло. Почуял бригадир неладное, понял, что товарищу помощь нужна. Всю неделю присматривал он за жилищем Петра, видел, как Зло украдкой проникало в палатку, а уходило утром. В разгар дня даже с рабочего места отлучался, беседовал с соседями, справки наводил в службе безопасности. Благо связи бригадира позволяли. Крупных грехов за Злом, правда, замечено не было, но и безупречной репутацией оно также не обладало.
В общем, одним тихим вечером бригадир опять заглянул к Петру. Пытаясь отвести беду, спасти бедолагу, он поделился своими соображениями относительно Зла и его корыстных намерений. Ослепленный чувством, Пётр не слушал товарища. Мужчина думал, что бригадир просто завидует свалившемуся на него счастью и говорит все это, дабы поссорить его со Злом. «У нас свадьба скоро», – не выдержал, наконец, Пётр. «Одумайся, – гость был просто ошеломлен. – Все, что я говорил…» «Сказки свои детям оставь! – грубо отрезал Пётр. – Мне они ни к чему. Уходи лучше подобру-поздорову, пока морду лживую твою не начистил». У бригадира руки так и опустились. Ничего не сказал он, молча отодвинул полог брезентовый да вышел не простившись на платформу. Зло, стоявшее все это время подле палатки и слышавшее мужской разговор, только ехидно улыбалось вслед уходящему. Пётр снова был в полном его распоряжении…
– Вот, Митрич, стало быть, ничего у тебя снова не вышло…
Бригадир обернулся. Во тьме слышались приглушенные смешки.
– Ух я вам! – бригадир погрозил рабочим кулаком, после чего опять уставился на рассказчика.
– Вот свадебная музыка отыграла. Растворились в памяти хмельные застольные тосты, началась у мужчины другая, семейная жизнь. «Патроны теперь будешь все мне отдавать, чтоб не потерялись, – распорядилось Зло не терпящим возражений тоном. – Все равно пока дома сижу, не выхожу почти. Общий котелок, так сказать, выдавать патроны по необходимости буду… сколько захочешь, ты не переживай». Пётр и не переживал вовсе: любимому Злу он доверял полностью. Правда, после очередного отказа на покупку носков как-то призадумался. «А чем тебе старые не угодили? Сними да зашей – глядишь, еще послужат. Семейный бюджет ведь не резиновый, интересы обоих потянуть ему невмоготу», – поучало Зло…
– Начина-ается… – по толпе слушателей пронесся вздох разочарования.
– И показалось мужчине, что Зло стало к нему иначе относиться: с мнением его не считалось, нужды насущные вовсе игнорировало. Такое обращение Петру не слишком-то нравилось, и мужчина попытался поговорить с женой, расставить все точки над «и». «Кто, в конце концов, семью кормит, кто одевает, кто в палатке старший?! Мужик я, али нет?!» Страшно осерчало тогда на него Зло, совсем перестало разговаривать, да от тела своего отлучило напрочь.
Долго держался Пётр: неделю вокруг ходил, глядел все, слюни пускал. А Зло, как специально, в одном неглиже по дому вертится, бедрами округлыми перед мужчиной крутит. То к полу нагнется, сор подмести, то к столбу посреди палатки прильнет, веревку для белья натягивая – соблазн один. Хоть глаза строительным мастерком коли…
Незнакомец смотрел на рабочих. Глаза бауманцев лукаво блестели, на лицах мужчин играла понимающая улыбка.
– Промучился так Пётр пару дней, да сдался: не под силу ему красоту такую упускать, ласками обходить; негоже это. Приволок мужчина патронов мешок, перед Злом его поставил. «Вот, – говорит. – Бери. Неправый был, погорячился». А Зло нос воротит: «Уходи с “маслятами” своими, не могу тебя – мужлана эдакого, лицезреть». У самой же глаза огнем горят, да руки зуд нестерпимый сводит – большие все-таки богатства лежали у ног. «Заначка, небось? – недовольно бросило Зло, увидев, что мужчина уходить надумал. – Ну ладно, прощаю по-первости. Но больше чтоб ни-ни, впредь ласковее будь, раздор не затевай».
Любовь и самоотдача захватили Петра с новой силой, спокойствие вернулось под кров молодых – Зло чутко следило за соблюдением своих прав и беспрекословным выполнением обязанностей мужа. Заработок отныне оседал в бездонных карманах жены. Из экономии, боеприпасы Петру выдавались только на еду. Остальное – большую часть достатка – Зло спускало на свою одежду и косметику довоенную.
И все бы ничего, да вот из-за безрадостной жизни душа мужчины тускнеть начала, коростой черной с боков покрываться. Словно сгоревшие угли, готова она была обратиться в золу и разнестись по платформе ветром. Угас огонь новаторства, исчез и энтузиазм в деле. Раствор не мешался, стекал с обрешетки, инструмент заржавел, зазубринами пошел – что ни взмах, то царапина глубокая. Халтура сплошная, а не работа выходила: без огонька, без изюминки. Никто больше не узнавал в Петре былого мастера-золотые руки…
– Коли в доме разлад, то и служба клеиться не будет.
Темнота в мастерской стала сродни предрассветным сумеркам – огоньки сигарет гасли один за другим. Лица людей становились сосредоточенней.
