Я оттолкнул лестницу, проводил ее полет взглядом, потом вернулся к Светлане и крепко поцеловал женщину в соленые губы.
– Не плачь, славная, не нужно их жалеть. Они начали первые, а я не из тех, кто прощает обиды. Ты, главное, не высовывайся, а сюда им не забраться.
Я подмигнул ей и шагнул к краю крыши.
Соскочив на балкон, огляделся. Слева ко мне крался небольшой человечек с быстрыми движениями хищного зверька. Я прыгнул ему навстречу, замахиваясь пистолетом. Он ловко увернулся; вместо его темени рукоятка рассекла воздух. Он тут же вгрызся зубами в мой бок, одновременно шаря цепкими пальцами в паху. Я заорал. От бесконечной жути и боли меня продрал мороз. Позволить противнику лишить себя одной из важнейших частей организма я не имел права. Да и ребра мне могли еще пригодиться.
На сей раз рукоятка пистолета нашла его макушку без труда. Кость мокро хрупнула. Он сразу же отвалился, и я внезапно понял, почему он был таким маленьким и юрким. Передо мною с раскроенным черепом лежал подросток – мальчишка, почти ребенок. Я тронул его за шею, пошарил вздрагивающими пальцами по тонкой коже. Пульс отсутствовал.
– Так, – сказал я. – Понятно. Дело дрянь, Капрал. Куда же ты смотрел, сука такой, когда его мочил?
Продолжить обвинительную речь не получилось, потому что какой-то чрезвычайно сообразительный разбойник послал в меня очередь из моего же АГБ.
Разрывы разбросало широко, да все мимо. Ближайшая граната шарахнула в стену примерно в метре над головой. Пробила, ушла внутрь и рванула где-то в доме. Какое счастье, что Генрик, светлая ему память, предпочитал для своей базуки бронебойные боеприпасы! Прилети сюда осколочный снаряд, моя башка, фаршированная сталью, уже валилась бы в сад вслед за остальным телом. Может быть, вместе, а может и раздельно.
Однако щепками меня все-таки посекло. Одна впилась в бровь, пробив мягкие ткани насквозь, и я весьма правдоподобно повалился на пол балкончика, живописно обливаясь кровью. Рядом с убитым подростком.
Пока я выдирал из кожи здоровенную шершавую занозу, стрелок освоился с доставшейся ему смертоносной машинкой, перевел огонь на одиночный и принялся гвоздить по дому в непосредственной близости от меня.
Пристрелить душегуба не было ни малейшей возможности. Балкон был обнесен по всему периметру сплошным волнообразным бортиком, из которого красиво вырастали легкие резные перильца. Бортик, очень удачно для меня вспучившийся полуметровым возвышением, служил, конечно, укрытием от головореза, но высунуть сейчас из-за него свой античный нос я не согласился бы ни за какие коврижки.
Мерзавец продолжал обстрел. Дом содрогался.
Рухнуло целое прясло перил. В полу, почти перед самым лицом, как по злому волшебству возникла чудовищная дымящаяся дыра. Увы, не настолько большая, чтобы в нее мог нырнуть плечистый мужик вроде меня. Осколки свистели все гуще. «Еще несколько секунд, – заметалась паническая мысль, – и этот гад размажет меня по стенке. Похоже, не поверил в мою кончину. Как бы его обдурить?»
В безумной надежде отвлечь внимание стрелка от своей особы я ухватил тельце пацана под мышки, перевернулся на спину, поджал ноги к груди и резким согласованным движением всех четырех конечностей вытолкнул труп вдоль стены.
Дуракам точно везет. Стрелок купился! Огонь перешел в менее опасную для меня вертикаль. Я перекатился через бок, встал на четвереньки и опрометью бросился вперед.
Опомнившийся злодей саданул вдогонку, но было уже поздно. Я кувырком ссыпался по лестнице и шмыгнул в кусты. Там вооружился пистолетом и пополз к гранатометчику. Он прекратил стрелять, затаился и ждал. Когда, по моим расчетам, до него остались считанные метры, я вскочил и понесся зигзагами вперед, выставив руку с пистолетом и наугад паля.
Грохотание «Хеклера» слилось в один оглушительный рев. Кровь из разодранной брови заливала мне глаз. Я мчался, ломая кусты и вопил, как сумасшедший: «На, на, на, сука! На, жри, пидар! На, падаль долбаная!»
Он не отвечал. Лежал мордой вниз и скреб волосатыми ручищами по траве. Мясистые ноги, торчащие из сбившихся трусов, расписанных овощами да фруктами, подергивались.
Я как коршун налетел на простреленное во многих местах жирное тело и начал с остервенением пинать, грязно ругаясь. Душу отводил. Остановился лишь тогда, когда пребольно звезданул ногой по гранатомету, торчащему из-под его складчатого брюха. На душе чуток полегчало. Не без труда вытащив гранатомет, я проверил магазин. Стало понятно, почему он не выстрелил ни разу мне навстречу. Магазин был пуст.
Отбросив бесполезный гранатомет в сторону, я заменил опустевшую пистолетную обойму и двинулся к дому. Завершать начатое. Под корень изведу, сучье семя! Попомните русский гнев! Если будет чем.
В гостиной было темно и дымно. Система пожаротушения сипела и плевалась хлопьями пены. В дыму двигалось несколько заляпанных пеной погромщиков. Молча и бессмысленно они крушили, что под руку попадет.
Давешняя тетка – та, что получила от меня в дверях спальни пинок – оклемалась и ковыряла перочинным ножиком последнее из уцелевших кресел. Коренастый паренек с чудовищными бицепсами и не менее чудовищными дельтами прямо пальцами без малейшего усилия отдирал от стен узорчатые панели. (Эльфы на панелях не обращали на это внимания и продолжали увлеченно демонстрировать картины свального греха.) Третий бандюга, высоченный длинноволосый детина с сонными движениями сомнамбулы, монотонно колошматил столиком об пол. В тот момент, когда я появился в комнате, столешница треснула и развалилась на десяток остроугольных осколков.
На мое появление они отреагировали на удивление быстро. Разом, всей кодлой, троица бросилась на меня, размахивая подручными средствами. Демонстрировать мастерство в рукопашной схватке я не стал, а попросту, без затей, расстрелял им колени. Стеная, они повалились на пол подобно сбитым кеглям. Но радоваться было рано. Несмотря на жестокие страдания, разбойники агрессивности не утратили и продолжали активно стремиться к уничтожению врага. Меня то есть.
Мускулистый крепыш приподнялся на одной руке, а другой, могучей и умелой, послал в мою сторону одну из оборванных загодя панелей. Для того, видать, и старался, гвоздодер хренов. Бешено вращаясь в горизонтальной плоскости и едва не завывая, снаряд стремительно летел мне в голову. Я быстро присел и отклонился в сторону. Панель, продемонстрировав принцип «сухого листа», изменила траекторию и спланировала точнехонько в мою многострадальную бровь. У злодейской компании попадание вызвало взрыв восторга. Подсохшая было юшка хлынула с новой силой. Я ойкнул и инстинктивно схватился за глаз.
