Я теперь живу в доме у Марко, брата Драгомира. А Бранка его жена. Ем вместе с ними. Помогаю по хозяйству. Играю с их детьми. У них два мальчика-погодка. Такие серьезные — ужас. Почти не улыбаются. Старший — Злотан, уже ходит дежурить. Смотреть, не летят ли ракеты. А я сплю в углу большой комнаты, где сложен инструмент и стоит теплогенератор. Марко настоящий богач. Теплогенератор тут не у всех есть. Трубы с водой идут от ящика с округлыми краями к соседским домам. За это соседи отдают Марко и Бранке часть своего урожая.
Почему-то я все еще стесняюсь Бранки. Наверное, это оттого, что она так и осталась для меня недоступной. Не то что остальные женщины, у которых детей нет. Драгомир увидел однажды, как я на нее смотрю, и сказал, что мне жениться пора. И что хорошие девочки в деревне подрастают. А мужей для них нет. А я воин и сила во мне есть. Вон сколько семей теперь детей от меня ждут. Только я ему сказал, чтобы он на меня не сердился. Что жениться, как тут принято, я не умею. Потому что для этого надо сначала такую женщину встретить, которая тебя полюбит. И которую ты тоже будешь любить. Больше жизни. На что Драгомир удивленно ответил:
— Чудно так есть… Какой девочка скажу, такой тебя любить быть. Крепко. Дети делать.
— Ты не понял, Драгомир. Не надо мне, чтобы по приказу меня любили.
— Зачем приказ? Крепко любить быть, — удивляется мэр.
— Нет. Я сам себе женщину найду.
Драгомир только головой качает. Не может понять, чего мне надо от жизни. Будто я сам это знать могу.
Как— то раз Бранка нечаянно разбила бутыль из стекла. Она у нее из мокрых рук выскочила и об пол грохнулась. Бранка расстроилась очень из-за этого. Но Марко свою жену все равно в сердцах поколотил. Дал ей пощечину. А рука у него -как хвост у крокодила. Толстая и жилистая. Я хотел подойти и дать Марко в морду. Чтобы у него так же кровь из носа побежала. Но Бранка на меня посмотрела умоляюще, так что я снова сел в угол, отвернулся и начал щель в стене мокрой глиной мазать. Но Марко мне после этого нравиться перестал. Бранка ведь хорошая. И добрая очень. Наверное, ей вот так же кто-то в детстве приказал своего будущего мужа любить. А он ее совсем не ценит.
А потом, когда мы с ней в подвале грибы собирали, я спросил:
— Почему он тебя бьет?
— Он хороший. Добрый есть. Бить меня редко очень. Только когда я виновата быть.
— Все равно. Ни за что бы не стал с человеком жить, который тебя бьет. Это неправильно, — упрямо говорю я. — В следующий раз, если он к тебе прикоснется, я его самого побью.
— Нет. Так нет правильно. Марко хороший. Не делать ему больно.
— Но ведь он тебе делает больно!
И тут Бранка такое сказала, что я потом долго с мыслями собраться не мог.
— Я любить Марко. Он хороший быть. Даже когда бить. Все равно любить. Очень.
И всхлипнула. А я ее обнял и стал успокаивать. А она еще сильнее расплакалась. Прижалась к груди моей и носом шмыгала. А я ее по голове гладил. И от этого еще хуже было. Не умею я женщин утешать. Не получается у меня. Тогда я взял да и спел ей тихонько “Летнее время”. И Бранка успокоилась. Стояла, обняв меня, и слушала завороженно.
— Ты петь как юс, — сказала она, улыбнувшись сквозь слезы.
А я все размышлял потом, когда заснуть не мог, что же это за любовь такая. Когда тебя бьют, а ты все равно человека любишь. Нипочем бы не догадался, что так странно может быть. А вот, бывает, оказывается. И Триста двадцатый тоже был озадачен. Сказал, что в отношениях двух индивидуумов не обнаружил набора чувств, присущих любящим парам. Как будто без его умных слов не видно, что Марко свою жену не любит. А вот любит ли его Бранка на самом деле или просто так у них тут положено — на кого указали, тот и мил, — поди разбери…
Глава 64
Контакт с великой цивилизацией
Юсы всегда прилетают неожиданно. Как ветер стихнет, так и жди их. У них это патрулем зовется. Летают низко над землей на своих свистящих штуках. От деревни к деревне. За порядком следят. Если сержант ими командует — это плохо. Тогда солдаты делают вид, что обыски проводят. Ищут запрещенные вещи или дезертиров. А на самом деле, тащат все ценное, что под руку попадется. С женщинами безобразничают. Потому как больше на бандитов похожи, а не на солдат. Если командует офицер, тогда еще хуже. Тогда делают “призыв”. Ловят молодых мужчин и увозят. Каждый раз офицеры говорят про какой-то там “план”, который деревня должна выполнять. Что война идет нешуточная и для защиты Земли от коварного агрессора нужны “добровольцы”. За некоторых добровольцев юсы платят. Список товара дают — на выбор. А потом выдают расписку, по которой можно в комендатуре Бора товар этот забрать. А по большей части — стараются за просто так мужчин похватать. Идти к ним добровольно никто не хочет. Это ведь все равно что умереть. Парни, которых юсы забирают, потом становятся пустоглазыми и тупыми. Как куклы на веревочках дергаются. Родителей своих не узнают. Что юсы велят им — то и делают. Как собаки дрессированные. А если юсов побить — беда будет. В Белянице есть две женщины. Они только одни и остались от деревни Краевой. В той деревне тоже “призыв” делали. И много мужчин юсы похватали и фокусами своими заморозили. Как крокодильи туши в машину их грузили. И тогда народ “освободителей” своих пострелял. Весь патруль под землей полег. А наутро появилась летающая машина и от деревни осталась только большая дымящаяся яма. Всего несколько человек выжили. Почти голые разбрелись кто куда. Этим вот женщинам повезло. Дойти до нас смогли. Прямо через болота. Приняла их Беляница. Не дала пропасть. Так что народ зубами скрипит, а терпит. Все это мне Бранка тихонько рассказала, пока мы с ней и еще с парой парней молодых в подвале для грибов прятались. А юсы в деревне хозяйничали. Ходили повсюду. Чего-то роняли в теплице над нами. Бранка сидела на корточках и дрожала. Иногда беззвучно молилась. Делала какие-то движения пальцами. Женщины здесь очень набожны. Живя в таком мире, поневоле поверишь в Него. Его правота и присутствие лезут из всех щелей. Еще бы: Он ведь создал на месте Земли настоящий библейский ад. В наказание за грехи человечества. А парни, что с нами были, друг на друга поглядывали и хорохорились. Договаривались, как на солдат бросятся, если те их найдут. Страх в себе давили. Тут мужчинам страх не к лицу показывать. Хотя внутри их и перекручивало.
Я внимательно слушал, что наверху творилось. Триста двадцатый меня в дикого зверька превратил. Кажется, я даже стук сердец у солдат над нами разобрать могу. Позвякивание амуниции. Слова. Смех. Команды, что через их переговорники доносятся. Чавканье, когда они помидоры с грядок жрут. Определяю, сколько людей и какова их цель. Где находятся. Чем вооружены. По всему выходило, этот патруль за призывом явился. Шестеро по деревне шастали. Трое вместе с офицером на площади собрались. Еще я понял, что солдаты тут разные. Те, что с офицером, — неправильные какие-то. Пустые. Молчаливые. Наверное, это кто-то из тех, кого раньше “мобилизовали”. А те, что обыск делали, те наоборот — шумные и болтливые. Видимо, это они и были — чистокровные юсы.
