Аста стояла рядом с машиной, опираясь на крыло, словно боялась, что ноги не удержат и она рухнет на колени. И глаза… Глаза, полные боли, словно она уже знает ответ, но где-то в глубине души надеется, что нет, все будет хорошо! Посмотрела на меня, и я не выдержал, отвел взгляд. Тут не соврешь. Айвар по привычке потянулся за сигаретой. Я думал, будет истерика, слезы, будет рваться в дом. Лучше, если бы так и было. Нет, она просто сникла, разом превратившись в маленькую потерянную девочку. Потом по щекам заструились слезы, она резко повернулась и бросилась бежать…
Кивнув Айвару, чтобы заканчивал с осмотром и двигался за нами, я отправился следом. Последнее время мы вообще мало разговаривали, все больше обходились жестами. Не знаю почему, наверное, окружающий мир давил тишиной. Даже если и говорили, то короткими, рублеными фразами. Вышел за ворота и увидел, что Аста бежит по дорожке, ведущей через дюны к морю. Окраина поселка, вокруг сосновый бор, который прекрасно просматривался, поэтому я спокойно направился за ней, не боясь, что она нарвется на какую-нибудь нежить. Морф, скорее всего, ближе к центру поселился, где-нибудь у магазина или у торговой точки; позже проверим.
Асту я нашел на берегу. Она сидела на огромном прибрежном камне, как-то по-мужски сгорбившись, положив руки на автомат, который лежал на коленях, и, не отрываясь, смотрела на закат. Даже на шум шагов не обернулась. Я остановился рядом и вытащил сигарету:
— Это твое любимое место здесь?
В ответ она приподняла узкие плечи, словно защищаясь от моих вопросов, ненужных слов и попыток утешить. Я знаю, что глупо, но еще хуже стоять и смотреть на плачущую девушку, которой не в силах помочь.
— Да. — Она еле заметно кивнула. — Еще маленькой сюда приходила. Когда прочитала сказку про Ассоль, тоже придумала себе принца, который однажды придет за мной на красивом паруснике и увезет в замок. Как все глупо…
— Красиво здесь. Словно в фильме, был такой в мое время…
— Знаю, назывался «Долгая дорога в дюнах», любимый фильм моей… моей мамы. Она часто его смотрела и почему-то каждый раз плакала. Музыка там такая… настоящая… Зачем?
— Что зачем, Аста?
— Зачем было уничтожать этот мир?
— Его никто не уничтожил, просто он стал другим. Для людей, которые будут жить после нас, он будет привычным, а мы, кто сумел выжить в этой мясорубке, — не более чем осколки памяти.
— Значит, когда уйдем мы, закончится старый мир?
— Не знаю, может, и так…
— Они… Они все там?
— Да. Тебе отец письмо оставил. — Я достал из набедренного кармана конверт и протянул ей. — Ты читай, отойду, не буду мешать…
Я отошел метров на пятьдесят, чтобы над душой не стоять, и сел на песок. Сколько же я не был на взморье? Лет пять? Десять? Все как-то не было времени, дела, дела…
Послышался звук подъезжающей машины, и через некоторое время на берег выехал Айвар. Осмотрелся и молча уселся рядом.
— Завтра? — спросил я.
— Да, — кивнул Айвар. — Место присмотрел, лопаты в сарае есть…
Роберт 26 апреля, утро
Переночевали прямо на пляже, в машине. Из плавника разложили костер, поужинали и, привычно разделив ночь на дежурства, завалились спать. Утром похоронили Астиных родных. Прямо у них в саду, рядом с беседкой, где они любили собираться по вечерам. Из дома она ничего не взяла, кроме какой-то бронзовой фигурки и альбома с фотографиями. Мы, убрав тела, вообще в него не заходили; завтракали во дворе, разложив пайки на капоте машины.
После всего отправились дальше, к центру поселка, где, по словам Асты, был магазинчик, а рядом — небольшой старинный костел. На площади перед магазином стояла машина. Эдакий «мародерваген» — небольшой микроавтобус белого цвета, наполовину загруженный какими-то ящиками. Часть из них была с консервами, другая часть — с упаковками каких-то круп, мешок сахара и разная бытовая мелочь. На левом борту вмятина и следы крови, словно кого-то головой били. Вот ведь — вокруг тихо, а не отпускает напряжение. Чувствую, что есть, есть рядом нежить! Пока мы вдвоем перебрасывали ящики в нашу машину, Аста следила за окрестностями, потом вдруг удивленно вскрикнула и указала на магазин.
Из дверей магазинчика вышла старушка. Сгорбленная, небольшого роста, в какой-то вязаной кофте. Живая!
— Бабушка, вы откуда здесь?
Она удивленно посмотрела на нас. Как и все пожилые жемайтийцы, сохранившие свой диалект, она проглатывала гласные в конце слов, из-за чего понять общий смысл было непросто.
— Так живу я тут. Аккурат чер’з четыр’ дом’ и живу. Пока Иисус не призв’л, над’ жить. Когда конец свет’ началс’, я уже готова была, да все не призыват меня Господь, видн’, грешна перед ним, — по ее морщинистой щеке потекла слеза. — Прогнев’ли люд’ Господа наш’го, Иисуса Христа, позабыл он нас. Костел мертвы’ осквернили…
— Какие мертвые, бабушка? — спросил Айвар.
— Восставш’е из мертв’х, сынок. И антихрист, в облик’ нечист’, тож’ там обитат, на святом престоле.
Морф? В костеле? Мы переглянулись.
— А мертвые там есть, в костеле? — спросил я.
— Теперь тольк’ один нечист’й осталс’, пожрал остальных…
— Бабушка, а вы что, антихриста видели?
— Вид’ла, сынок, как тебя сейчас, вид’ла. Кажд’й день, в полд’нь, у ворот костела сидит. Я и тут согрешила, пошла к нему, просила, чтоб пустил на тот свет, давно к смерти готова. Но он рыкн’л на меня и не трон’л, глаза отвел, видно, велики мои грехи. Ох, Господи, грехи наши тяжкие… Не ходит’ вы туда, дет’, не надо. Были уж тут приезжие из город’, не раз. Всех, всех нечист’й пожрал.
Старушка перекрестила нас и, поклонившись, пошла дальше. У нас даже дар речи пропал; по ее словам получается, что она живет рядом с морфом, и он ее не трогает? Бред какой-то, не может такого быть! Но с другой стороны, нежить здесь есть, пусть это и одиночный морф.
Мы с Айваром переглянулись:
— Проверим? — спросил я.
— Давай, раз уж приехали. Что это за нежить такая, которая старушками брезгует?!
— А я ее вспомнила, — задумчиво сказала Аста, — она здесь неподалеку живет. У нее сын и муж в море пропали. Давно, еще до моего рождения. А про костел тоже верно, у нас тут больше пенсионеры живут, молодые разъехались. В начале эпидемии могли в костеле собраться. Поэтому и городок пустой.
— Аста, остаешься у машины, никуда не лезь, — снимая сайгу с плеча, сказал я. — Пошли, коллега, постреляем.
Небольшой костел, обнесенный невысокой оградой из красного, потрескавшегося от времени кирпича. Наверное, в прошлом деревушка была побольше размерами. Задний дворик пуст. Когда мы подходили к ажурным кованым воротам, послышался глухой рык. Морф! Старушка-то права оказалась. Я, если честно, думал, что у нее с головой не в порядке. Нежить сидела у дверей костела. Медведя видели? Вот, размерами очень похож. Только без шерсти, кожа в каких-то пупырышках, на жабью похожа. Мощные длинные руки, и челюсти такие, что тигр умрет от зависти. Мы так и замерли. Морф внимательно смотрел на нас, но никаких попыток наброситься не предпринимал. Черт, такого и в два ствола завалить будет трудно. Словно уловив мои мысли, он зарычал и напрягся, царапнув когтями камни мостовой…
