А ведь он и вправду Митя. В смысле, Димон. А мы как привыкли с Анкой? Гордей да Гордей. А он-то оказывается Ми-и-итя…
Если Гордей и не умеет читать по губам, как ваш покорный слуга, то иногда он способен прочесть по глазам целое предложение. Если не весь абзац!
— Коллеги зовут меня Демон. Ведь правда, во мне есть что-то демоническое?
И состроил жуткую рожу.
Но получилось как всегда — трогательно и беззащитно, с примесью дурной зауми гайдаевского Шурика. Очкарик — он и в Африке очкарик. Чего уж тогда говорить о нашей в высшей степени средней полосе?
Тем не менее встречу в верхах с королем хабароторговцев Гордей провел на высочайшем уровне. Это был просто высший пилотаж экстремальной коммерции!
Разговор происходил на мансардном этаже «Лейки», в отдельном кабинете, в присутствии меня в качестве наблюдающей стороны и двух горилл-телохранителей — в качестве неизбежных деталей интерьера.
После того как Хуарес, задумчиво сопя, потыкал жестким пальцем в клочок активированной печатной бумаги, представленный ему Гордеем в виде презентации, безуспешно попытался разрезать его ножом и в итоге поднес к нему огонек своей неизменной фирменной зажигалки «Данхилл» — после всех этих примитивных процедур Гордей продемонстрировал Королю второй клочок. На этот раз — чистый и готовый к одноразовому употреблению.
Хуарес выразил недоумение. Гордей в свою очередь — тоже.
— Король, вы меня удивляете, — с неподражаемым одесским акцентом — откуда только что берется! — заявил он Хуаресу. — Ведь достаточно лишь нарисовать на листке вот это…
Он небрежным росчерком изобразил на клочке еще неактивированной припять-бумаги нечто, скрытое от меня спиною Хуареса.
После чего жестом фокусника вынул из кармана второй чистый клочок.
— Начертить на ней вот это…
Теперь взгляд Хуареса остановился и уже надолго задержался на чертеже, который с той же легкостью, как и неизвестный мне рисунок, набросал Гордей. В бульдожьих глазах Хуареса медленно разгорались огоньки тяжелого интереса.
— И, наконец, написать что-то вроде этого…
На сей раз Хуарес был как громом поражен. А Гордей ждал, смиренно улыбаясь. Как человек, еще только начавший рассказывать увлекательную историю, до финала которой — долгие недели и месяцы пути.
К тому времени, когда я уже устал ждать очкарика внизу, за стойкой бара, часовая стрелка над барной стойкой совершила полный оборот. И лишь затем Гордей спустился в зал, небрежно помахивая черным пластиковым пакетом для мусора.
Я обомлел. Для тех, кто не в теме, нелишним будет напомнить: Хуарес расплачивается деньгами в таких пакетах, когда партия хабара велика и соответственно велика сумма оплаты.
Почти три минуты Гордей важно молчал, как надутый индюк. Но потом не выдержал первым: раскрыл под столом мешок и продемонстрировал мне содержимое. Вершину стопки из пачек денежных купюр в банковской упаковке.
У меня натурально остановилось сердце. И в зобу дыхание сперло, как выражался один наш толстый баснописец, который, по слухам, помер от обжорства. Так что пришлось срочно махнуть полстаканчика джину. А он у Любомира, между прочим, лучший в округе.
— Двадцать две с половиной штуки, — шепнул Гордей, улыбаясь моим судорожным попыткам восстановить дыхалку. — Время звенеть бокалами, Гоша.
Но сначала был подсчет дивидендов.
* * *
Уединившись в моей избушке от посторонних глаз, мы тщательно пересчитали купюры. Тютелька в тютельку двадцать тысяч баков плюс проценты Гордеевых комиссионных.
— И это только аванс. Хуарес даже взял с меня расписку, что он — наш первый компаньон в будущем предприятии с совещательным голосом и эксклюзивными правами, — с гордостью заметил мой напарник. — Поверь, эта бумага нас с тобой озолотит. У меня сейчас просто руки чешутся чего-нибудь выпить.
И он потянулся к холодильнику, наивно полагая, что там ему приготовлен целый алкогольный бар, как над стойкой у Любомира.
— Слушай, Гордей. — Я на ходу придержал очкарика за локоть. — Ты ведь еще до сих пор так и не сказал мне, чем зацепил Хуареса. Что ты нарисовал ему там, в кабинете? Я ведь не видел. А написал?
В чертежах я не силен, поэтому для прояснения ситуации мне вполне хватило бы и двух позиций.
Он пожал плечами и виновато улыбнулся.
— Извини, Гош. Не могу.
— Что не можешь? — не понял я.
— Не могу сказать, что я рисовал и писал. Кстати, там ведь еще был и чертеж, ты забыл?
— К черту чертеж! — с беспокойством пробормотал я. Острый интерес и азарт сыщика с каждой секундой охватывали меня все сильнее. — Почему ты не можешь мне сказать? Мне, своему компаньону?
— Ну, у меня ведь есть определенные принципы, — небрежно ответил Гордей. — Если ты узнаешь, Гоша, что было изображено на этих листках, каждый из них может оказаться стопудовой гирей на твоих ногах. И они утянут тебя на такое дно, что ни мы с Анкой, ни твой Комбат не смогут вытащить оттуда Гошу Трубача живым. И, что тоже немаловажно, целиком. Так что извини, старик. Во многом знании — многия печали. Зато в малом — долгия лета.
Положительно, общение со мной Гордею пошло на пользу. Теперь он все чаще стал петь без всяких признаков ложного стеснения. Даже когда от него требуется только простой и четкий ответ. И по возможности, литой прозой.
— И все-таки, Гордей. Что там было, а? Я ж никому, сам знаешь, могила.
— Нас с тобою, Гош, и так сейчас связывает Такая Тайна — это я о припять-бумаге, — что хватит за глаза до конца наших дней. Что же до листочков Хуаресу…
Он почесал указательным пальцем переносицу. Типичным жестом типичного отличника в типовой средней школе; жестом, не требующим даже элементарного наличия очков: и так сразу видно, кто перед тобою.
— Что ж, изволь. В последнем листке было написано: «турухтан».
— Чего?
В эту секунду я, признаться, подумал, что Гордей маленько чокнулся. С молодыми учеными это ведь изредка случается. Напряженная умственная работа, перегрев мозговых катушек, недосып, недопой, недоё…
— Турухтан, — повторил Гордей.
— Угу. Гм… А кто такой турухтан?
— А шут его знает, — пожал он плечами. — Щегол какой-то…
Тут я крепко взял его за плечи и внимательно посмотрел в его честные глаза.
— Гордей! Ты что, в своем уме?
— Конечно, — кивнул он, с любопытством глядя, что я собираюсь предпринять дальше.
— Ты написал на дорогущем клочке неактивированной припять-бумаги слово, значения которого толком и сам не знаешь??
— Я его вообще не знаю. В первый раз от тебя услышал полчаса назад, если помнишь. Но ведь на Хуареса это подействовало? — резонно возразил он. — Ты же видел своими глазами — подействовало, верно?
