Мой обидчик сидел, развалившись, в шезлонге и что-то поучительно говорил стоящей перед ним на коленях Светлане. Для придания словам большей убедительности он иногда бил ей по голове тесаком. Плашмя.
Свист, изданный в состоянии рапида, близок к ультразвуку. Но злодей его услыхал. Он вскочил и почти сразу оказался стоящим напротив меня. Я был ошеломлен. Он ускорился практически мгновенно! И превосходил при этом мои собственные возможности раза в полтора. Жрал, наверное, всю жизнь активированную сому горстями. А то и чем позабористей ширялся. Ага. Боец против овец. Ладно, посмотрим, каков он боец против молодца.
Я сделал короткий выпад в область сердца. Он легко уклонился и замахал передо мною тесаком – слева-направо, справа-налево. Наискосок. Никакой техники, одна дурная сила и бешеный напор. Его ошибка была в том, что он положился на превосходство в скорости и не бросил тяжелый тесак еще вначале. Ошибка, непростительная для профи. А он, между прочим, превосходно владел рукопашным боем без оружия, – я это видел. Сломал бы мне шею, и вся недолга. Так ведь нет же. Решил, видать, пофорсить. И облажался…
Управляться с холодным оружием (а в особенности с оружием, имеющим длинный клинок) – не такое простое дело, как думается любителям носить на бедре полуметровую саблю, украшенную пилой, кровостоками и прочей ерундой. Достаточно сказать, что современные боевые ножи, рассчитанные на руку жителя крупного города, в жизни не имевшего ничего общего с мясницким ремеслом, имеют длину всего десять-двенадцать сантиметров. И поверьте – этого вполне хватает. Умение пользоваться длинным кинжалом постепенно уходит в прошлое. А здесь, в Фэйре, уже ушло.
Я медленно отступал, пугая противника редкими уколами и выбирая подходящий момент. Он же наращивал темп и, если так можно выразиться, плотность рубки. Он был похож на чудовищную человекообразную машину, пошедшую вразнос. Рычаги мелькали. Сирена ухала. Фары сверкали.
Противник был, как и ожидалось мною, левша. Я подловил его руку в крайней «мертвой» точке и легонько ткнул в подмышечную впадину. Он, кажется, сперва не почувствовал каверзной раны и едва не снес мне голову широким обратным махом. А потом движения его руки стали постепенно замедляться и слабеть. Он перебросил тесак в правую руку, но так было еще хуже. Вдобавок я незамедлительно подрезал и ее.
Он понял, что проиграл и открыл пасть.
Не знаю, хотел ли он сказать «Пощады!» или проклясть меня напоследок, и никогда теперь уже не узнаю. Всего парой сантиметров бритвенно отточенного острия «Рэндола» я перехватил ему глотку. Кровища выплеснулась темным веером, тянущимся по следу моего ножа. Несколько маслянистых капель влетело в фонтан. Жемчужная водяная сфера на долгий-долгий миг окрасилась в розовый цвет.
Дьявол, ненавижу этот натурализм! Особенно в замедленной прокрутке.
Я выпал из транса.
Светлана визжала. Мертвяк валился.
Фонтан был девственно чист. Я сполоснул в нем нож, обтер клинок о штанину, убрал в кобуру и пошел к женщине, несмело пытаясь улыбнуться.
– Кровопийца! Убийца! Не подходи ко мне, подонок!
«Убийца…» Вместо благодарности…
Самое обидное – она, безусловно, права. Я всего за какие-то полчаса стал убийцей женщин, детей и стариков. Значительно превысив предел необходимой самообороны. Самооборона… Разве она оправдывает смерть во имя свое? Вопрос, однозначного ответа не имеющий. А я и не оправдываюсь. Что сделано – то сделано.
«Кровопийца…» Тоже верно. Я действительно напоминал сейчас вампира из кабака «Веселые титьки», так живописно показанного человечеству Робертом Родригесом. Помните «От заката до рассвета?»
Но было и одно отличие. Немаловажное, по-моему.
Кровь на мне была, по преимуществу, моя собственная.
Вдруг навалилась усталость. Я пожал плечами и вернулся к фонтанчику. Умыться. Напиться.
«Подонок…» Черт!
Надо мной неподвижно завис аппарат, похожий на исполинскую бабочку бражника. Я запрокинул голову, изучая машину. Брюхо ее выглядело бархатистым и мягким. Полусложенные крылышки подрагивали. На боках белели непонятные руны.
Любопытствовал я недолго. «Бражник» выставил яйцевод и разродился потоками розового киселя, щедро облившего меня сверху донизу. Кисель мгновенно загустел, превратившись в эластичные прозрачные путы. Я немного подергался. Ради спортивного интереса. Вязкие пелены позволяли двигаться, но – боже мой! – что это были за движения? Муха, попавшая в мед, была, наверное, резвее меня. Я притих, не пытаясь более освободиться. Какой смысл тягаться с правоохранительными органами? А в том, что это были именно они, я нимало не сомневался.
Машина сдала вбок и опустилась ниже. Брюхо ее лопнуло, раскатав пологую ковровую дорожку до самых моих ног. На дорожку ступили чьи-то бежевые плетеные туфли.
– Доброе утро, соколик! – сказала бабка Кирея, выпуская из корзинки на крышу игрушечного своего кобелька Бууссе (он сразу подбежал к трупу и задрал на него лапу). – Мы, кажется, вовремя?
Но тот, кто двигал, управляя
Марионетками всех стран, –
знал, что делал, насылая
Гуманистический туман:
Там, в сером и гнилом тумане,
Увяла плоть и дух погас…
Александр Блок
Деловитые люди в черном без особых церемоний вытаскивали из дома налетчиков, упакованных в такие же розовые облатки, что и Филипп. Их, словно поленья, швыряли во чрево громадного транспортера, отвратительного и зловещего всем своим бугристо-брюхастым видом. Там их, кажется, цепляли за что попало длиннющим багром и утягивали вглубь. Утягиваемые налетчики жалобно верещали, но на это никто не обращал внимания. Мертвые погромщики помалкивали.
– Видите, Филипп, – сказала Кииррей, провожая взглядом последнего пленника, – мы тоже умеем быть жесткими, когда это требуется. К счастью, в последнее время требуется это не так уж часто. Да, кстати… вас не очень беспокоит этот… м-м-м, костюм? – Она провела пальцем по «резиновому» наряду Филиппа. – Вы уж потерпите, дорогой мой. Обещаю, путы – мера лишь временная, и скоро мы вас от них избавим. Нас ждет долгая беседа в достаточно комфортных условиях, раздача слонов и кое-какие формальности. Прошу! – Она приглашающим жестом повела рукой в сторону «бражника». – Самостоятельно справитесь? Или предпочитаете, чтобы вас внесли?
Филипп потащился вверх по ковровой дорожке, неожиданно твердой, мучительно преодолевая сопротивление предохранительной оболочки. «Чтобы внесли…» Дудки! Он предпочитал все делать сам, пока это еще возможно. Кроме того, он опасался, вдруг и в «бражнике» есть свой багор?
