В боковой иллюминатор я видел плоскую, выгоревшую казахстанскую степь, цепочку низких серых гор на горизонте. Впереди и чуть выше нас летел истребитель сопровождения. А над ним наливалось синью родное, обреченное небо, увенчанное серпом спасительной Луны. Скоро, очень скоро нам предстояло смотреть в обратном направлении…
Рев оборвался. Благодаря дисплею в спинке пилотского кресла можно было понять, что скорость перевалила звуковой барьер и продолжала расти. Космоплан все круче задирал нос. Мы пробили слой редких облаков. Через пару минут сопровождающий «МиГ» достиг своего потолка высоты, прощально помахал крыльями, отвалил влево и пошел на снижение. Головы «Ефимов» и «Хабибуллин» синхронно кивнули. Потом посмотрели вверх. В потолочной панели над ними начали зажигаться сигнальные огоньки. Импульсные двигатели разгонного самолета уже получали подпитку из бортового запаса кислорода, но вскоре им должна была потребоваться еще и помощь «Корвета».
— Дамы и господа, проверьте замки и давление в скафандрах. Подходит время орбитального разгона, — объявил командир. — Даю форсаж.
Свет в салоне мигнул. Вибрация усилилась, — видимо, заработали двигатели «Корвета». Судя по карте, внизу находилось озеро Балхаш. До отрыва от самолета-носителя оставалось совсем мало времени, когда со мной вдруг заговорил майор Ефимов.
— Владимир Петрович, простите, какая-то паника в эфире.
— Паника? По поводу чего?
— Да вроде бы от Солнца протуберанец оторвался.
— Что?
— Протуберанец.
Алиса вздрогнула, Андрюша напрягся. У меня зашумело в голове. Да как же, подумалось, да почему ж так рано? Мы еще не готовы!
— А куда летит протуберанец? — вдруг спросила Алиса. — В каком направлении?
Майор Ефимов, не оборачиваясь, пожал плечами.
— Мы запросили и Байконур, и Звездный, но там никто ничего толком сказать не может. Владимир Петрович, через сто пятнадцать секунд мы отделяемся от «Муромца». Это — обязательно, это — жестко. А вот потом нужно либо идти на аварийную посадку, либо продолжать взлет. Решение — за вами.
— Протуберанец летит довольно медленно. Что-то в пределах тысячи — полутора тысяч километров в секунду. Пламя достигнет Земли не раньше, чем через тридцать два часа. До Луны добраться успеем? В экстренном режиме?
— Не могу сказать. Если не возникнет каких-то непредвиденных обстоятельств. Видите ли, полторы тысячи — предел только для обычных, так сказать, естественных звездных выбросов.
— Это вы бросьте, — сказал я. — Обстоятельства.
Пилоты одинаковым жестом воздели руки к потолку, где испуганно мигали светодиоды. Андрюша, Тамара и Алиса молчали. Потому что решение должен был принять я, и только я. Единолично.
В то время под землей на постоянной основе у нас проживало и работало уже около трех миллионов ста семидесяти тысяч человек. Всего мест было подготовлено для шестидесяти семи миллионов, в пожарном порядке можно было разместить вообще все население России, да что толку! Сколько людей можно переправить в убежища за оставшиеся часы, учитывая неизбежную панику? И сколько из них переживут хотя бы саму катастрофу, не говоря уж о более отдаленной перспективе?
На меня накатила волна отчаяния. Что там ни решай, меньше чем через трое суток большей части человечества придет конец. Оставались неполные четыре десятка часов. Что можно успеть за это время? Бесполезно. Пропало всякое желание что-то делать, говорить или даже думать. Но потом вспомнился последний разговор с Тарасом.
— Эй, казак, будем готовить из тебя президента. Я давно предупреждал.
— До выборов еще два года.
— До выборов президента России.
— Ну да, президента России. Если они вообще состоятся. А ты про что?
— Про другое. Скорее всего, это будет называться СШЛ. Соединенные Штаты Луны то есть.
Я засмеялся.
— Это что, всерьез?
— Вполне.
— Самая эксцентричная из твоих идей.
Тут хмыкнул Тарас.
— Ошибаешься. Идея вовсе не моя. Кандидатуру выдвинул… догадайся кто.
Я поднял на него малоподвижные глаза.
— С догадливостью у меня сейчас… того.
Тарас довольно улыбнулся.
— Ничего, отоспишься в самолете. Твою кандидатуру предложил президент США. Чем-то ты ему здорово понравился. А теперь угадай, кто у тебя будет вице-президентом?
— А. Это проще. Уоррен?
— Точно. Китайцы, конечно, сопротивлялись. Но вдвоем с Джимми мы их забодали. Пообещали прямые всеобщие перевыборы через полгода. И поскольку на Луне китайцев…
Я машинально кивнул.
— Володька, как бы ни досталось Земле, человечество не должно пропасть нацело. И отвечаю за это теперь не я, не Робинсон, не ООН. Вот и весь мой сказ. Способности твои я знаю, согласия не спрашиваю. Потому как время, когда испрашивали согласия, давно истекло.
Тут он пошарил в ящиках стола и вытащил потрепанную Конституцию. Потом подумал и добавил Библию.
— Давай, клянись.
Я слабо удивился. К обоим писаниям Тарас относился чисто прагматически, однако почтительно. Считал, что они необходимы, как две ноги, на которых «топочет государствие». Он никогда не использовал символы такого рода ни всуе, ни в целях, так сказать, сиюминутных. Хотя в ходе последней предвыборной компании Фима и Дима что-то такое предлагали.
Тут и меня пробрало. Я вытер вспотевшие ладони о пиджак, положил их на книги и сказал:
— Чтоб я сдох.
Поклялся, в общем. А раз поклялся, следовало исполнять.
* * *
— Решение такое: рейс продолжаем.
Голова «Ефимов» мрачно кивнула. Я знал, о чем она думала. Семья оставалась на Земле, а служебный долг уводил на Луну…
Но долг есть долг. Что бы там ни думал военный человек Ефимов, он продолжал выполнять обязанности. Мы успешно отделились от бомбардировщика, пошли на собственных моторах. В иллюминаторе я видел вспышки сигнальных огней «Ильи Муромца». Волоча за собой шесть полос инверсии, быстро уменьшаясь в размерах, он уходил на обратный курс. Туда, где в желтоватой дымке садилось вечернее солнце. Еще вполне обычное по виду. А «Корвет» продолжал разгоняться курсом восток-юго-восток. Туда, где сгущалась ночь.
Байконур остался позади, нас вела станция слежения Сары-Шаган. Прошла удивительно долгая минута. На высоте в сто двадцать километров космоплан покинул воздушное пространство Казахстана, полет контролировали уже китайцы с космодрома в Синьцзяне.
Ребята прилично говорили по-русски, но ничего нового о протуберанце сообщить не смогли. То ли действительно не знали, то ли еще не решили, что пора сообщать. По обыкновению, Пекин вполне мог не спешить с информацией, способной взбудоражить полтора миллиарда подданных. Это ж не кучка футбольных фанатов, в конце концов.
