Шорох за окном заставил меня встрепенуться – судя по ощущениям, там стояла Беата, чем-то здорово озадаченная, и размышляла, стоит ли меня будить… Натянув на себя сшитые по моим указаниям шорты, я аккуратно выбрался из окна и вопросительно посмотрел на довольную моим пробуждением и появлением сестру.
– Чего тебе не спится, полуночница?
– Скучно… Хочется чего-нибудь такого… – Беата покрутила пальцами, пытаясь передать мне свои ощущения, но я все понял и так.
– Каких-нибудь приключений?
– Что-то вроде того… – Хвостик почесала отрастающие волосы и грустно улыбнулась: – А то я тут наслушалась рассказов твоих ребят о жизни в Москве и поняла, что ничего в своей жизни толком и не видела! Ни этих самодвижущихся повозок, ни летающих по небу железных птиц, ни кинофильмов, – ничего!!! Живу тут себе, как овца в сарае, и не чешусь…
– Самому тошно! Вроде был там, а вроде и нет! – признался я, потянувшись. – Айда плавать? Наперегонки!
– Куда мне! – усмехнулась Беата. – Видела я, как плавают твои друзья! Как летучие рыбы, если не лучше!
– А я при чем? Я плаваю так же, как и раньше!
– Ты не понимаешь! Мне кажется, что все это, что вокруг нас, – не жизнь, а какая-то карикатура! Мы – клоуны, которые только пытаются быть похожими на то, что может быть на самом деле! Ведь там, в Москве, все намного лучше, правда?
– Нет, неправда! – хмыкнул я. – Не все! Там – другой мир. Со своими проблемами, плюсами и минусами. Первое время там трудно дышать – воздух там тяжелый и грязный. Вода – тоже: пить ее из ручьев и рек нельзя! Люди там, как и у нас, завистливы и жадны; выжить в каменных лабиринтах их городов ничуть не проще, чем на твоей арене…
– Все равно хочу! – по-детски выпятила губки Хвостик. – Знаешь, как я тебе завидую?
– Представляю! – улыбнулся я и, взяв ее за руку, поволок по направлению к речке. – Айда плавать! Мне жарко!
Запрыгнув в обжигающе холодную воду озерца, я повернулся к нехотя раздевающейся на берегу сестре и обалдел: на ее левой груди и плече переливался всеми цветами радуги совершенно сумасшедший, в стиле Бориса Валледжо, рисунок! Девушка с огромным топором, убивающая маленького, безумно грустного и беззащитного пацана…
– Что это? – заинтересованно разглядывая татуировку, спросил я.
– Символ Алой Воительницы! – Хвостик, поджав губы, расстроенно вошла в воду по пояс и поежилась.
– Кололи после каждого двенадцатого Превозношения… Видишь ступени? – Она ткнула себя пальцем в район солнечного сплетения, где было изображено подножие горы.
Я присмотрелся к аккуратно прорисованной лестнице, ведущей к вершине, на которой и стояла прекрасная воительница, и утвердительно качнул головой.
– Их тут столько, сколько я провела боев. Видишь, их цвет меняется! От фиолетового внизу до белого у вершины. Это значит, что я проделала весь путь от Фиолетовой до Алой… Топор – символ Империи… Смерть – символ Разрушения… В общем, заклеймили меня согласно политике Императора… Тьма их всех забери!
– И что, всем вам кололи одно и то же? – поинтересовался я, разглядывая мелкие подробности творения Мастера.
– Нет! Толстый колол то, что ему хотелось… Естественно, рискуя – если бы его шедевр чем-то не угодил бы распорядителю, не говоря об Императоре, Игла тут же лишился бы руки… Или головы… В зависимости от тяжести прегрешения…
– Понятно! – хмыкнул я и, сложив пальцы лодочкой, плеснул в сторону дрожащей от холода Беаты водой. Как я и ожидал, она почти увернулась. Но резкое движение заставило ее сойти с места и еще больше намокнуть, чего я, собственно, и добивался…
А через мгновение мы уже сражались, пытаясь хоть на миг оказаться сверху, затолкать противника под воду и победить… Гибкая, жилистая девчонка ужом выскальзывала из моих захватов, атаковала сама, заливисто хохоча каждой своей удаче, и очень неплохо противостояла и моей массе, и силе, и опыту. Все мои попытки удержать ее хоть на миг неподвижно заканчивались одинаково – мокрое тело Хвостика стремительно выворачивалось из захвата, и теперь уже я был вынужден уходить от ее атак.
– А ты хороша! – похвалил я ее эдак через полчаса, когда мы, вдоволь наплескавшись, выбрались из речки и устроились на деревянных лежаках, сколоченных явно по указанию Маши кем-то из ее воздыхателей. – Знаешь, мне было очень плохо без тебя все эти годы, сестричка!
– Мне тоже, Ольгерд! – благодарно улыбнувшись, сказала она. – Но я ждала и верила, что ты жив и вернешься за мной… Только тебя не было так долго, ты себе не представляешь!
– Мда…
– Вот вы где, жулики и обормоты! – Голос Наставника заставил нас подскочить и почувствовать себя нашкодившими детьми. – Что творим?
– Собственно, мы просто плавали, Учитель! – улыбнувшись возникшей ассоциации, ответил я подошедшему к нам Мериону.
– Ага, так я и поверил! Ржали так, что я проснулся! – притворно хмурясь, буркнул Учитель. – А ну-ка, что это у нас такое? Ну ни фига себе! – Присев на корточки рядом с Беатой, Мерион пристально всмотрелся в ее татуировку, почти сразу озадаченно вцепившись в свой седой ус. – А вы знаете, что это значит?
– Естественно! – хмыкнули мы с Хвостиком практически в унисон. – Символ воительницы, прошедшей все ступени посвящения!
– Как бы не так! – Мерион, сияя, как отполированный щит, вскочил на ноги и довольно посмотрел на меня. – Это значит, что завтра или послезавтра мы возвращаемся к Хранителю! А то что-то вы у меня застоялись!
Глядя на наши обалдевшие от его заявления лица, он хитро ухмыльнулся, пожал плечами и пояснил:
– Читал я тут на досуге одну интересную книжицу… В ней мне на глаза попались такие строки:
Закат топор окрасит Алым, в глазах ребенка – боль и страх. Крыло, удерживая Жало, на миг зависнет в небесах.
Вмиг запылав огнем священным, серпом своей Судьбы сметут жизнь тех, кто знает камню цену, и снова по Пути пойдут…
– Что за книжица? – заинтригованно поинтересовалась Беата. – А мне можно ее посмотреть?
– Увы, она осталась у Эола. Это была распечатка всех Пророчеств Ромиранара. Я и не думал, что эти строки относятся к нам!
– Учитель! А как вы все это запомнили?
– После уроков Хранителя я уже ничего не забываю… – хмуро буркнул Наставник. – Как и твой брат. Попроси его, он сможет тебе многое порассказать… Ну что ты думаешь об этом? – поинтересовался он у меня.
– Ты не сказал, что тебе Эол говорил перед расставанием! – напомнил я Мериону. – А с тем, что это касается Беаты, я, пожалуй, спорить не буду…
– В общем, звучало это так: «Я не хочу вас видеть до того, как знамение покажет вам ваш новый путь», понял? – Наставник пошевелил густыми бровями и, чуть подумав, добавил: – Только вот я не понимаю двух вещей: почему до знамения, если это, конечно же, оно, прошло так мало времени и как он отправит нас обратно – насколько я помню, Врата он открывает гораздо через более длительные промежутки времени!
