Но мама так кричит…
Оглядываюсь по сторонам, съезжаю со склона и бегу к безопасному укрытию, рощице. Там прокладываю себе дорогу между стеблями. Наконец добираюсь до противоположной стороны, выглядываю и вижу огород.
Мама лежит на земле, трое белокожих держат её. Двое других стоят в стороне и ждут. Ещё один рыдает над телом, валяющимся на пороге чёрного хода со вспоротым животом. Сквозь приоткрытую дверь вижу на полу другие тела. Есть ли среди них мой папа, разобрать не могу.
Мама вырывается и плюёт им в лицо. Одежда разорвана и висит лохмотьями, на губах кровь — она явно кусала злодеев, ее лицо в синяках. Несмотря на все усилия, белокожим никак не удаётся прижать её к земле так, чтобы она не могла пошевельнуться. Что бы они ни делали, мама находит, что пустить в ход — зубы, колени, локти, ногти. Я думала, маму хотят взять в плен. Хорошо, что была слишком маленькая и не понимала, что происходит на самом деле.
«Не сдавайся, мама, держись!» — мысленно умоляю я, всё ещё надеясь на чудесное спасение. Может, папа не убит, а просто без сознания и скоро придёт в себя. Или кто-нибудь из далёких соседей подоспеет на выручку. А может, придёт наша великая Эскаранская армия и прогонит врагов.
Тут мама изогнулась, высвободила руку и воткнула большой палец в глаз одному из белокожих. Тот отпрянул с тонким, надрывным криком, и из глазницы хлынула кровь. В жизни ничего страшнее не видела. Мама сжимала его глаз и, оскалив зубы, сдавила его в кулаке. Глаз лопнул, будто мешочек со спорами.
Белокожие пришли от этого в жуткую ярость. Один наотмашь ударил маму по лицу, второй кинулся на помощь к раненому. Ещё один, до сих пор стоявший в стороне, подошёл к маме — другие продолжали её держать, — быстрым движением выхватил кинжал и воткнул ей в шею.
— Мама!
Сначала я думала, этот крик непроизвольно вырвался у меня. От горя и ужаса не смогла сдержаться. Но потом обернулась и увидела справа от меня Чаду. Он дрожит с головы до ног, лицо вытянулось. Не усидел-таки в пещере.
Белокожие поворачиваются на голос брата и пронзают нас ледяными взглядами. Взвизгнув, я несусь прочь, увлекая Чаду за собой. Но далеко убежать не удается. Беспощадные руки хватают нас и вытаскивают наружу. Мы с Чадой воем в голос.
Мама всё видела. Земля вокруг неё пропиталась кровью, русые волосы кажутся чёрными, но мама ещё жива и успевает посмотреть на моё залитое слезами лицо. В глазах немой вопрос: «Зачем? Зачем вы вернулись?»
Потом её тело обмякло и взгляд остекленел.
Мы с братом совсем обезумели от страха и заливаемся слезами. Двое белокожих держат нас за руки, пока остальные решают, что с нами делать. Разговор короткий — и так всё ясно. Рассказывая про белокожих, папа кое-что упустил — в рабство они забирают одних только девочек, потому что мальчики вырастают и становятся опасными.
Бьюсь в истерике, когда Чаду оттаскивают прочь и белокожий выдёргивает из ножен меч. Кричу так, что, кажется, вот-вот разорвётся горло, но на меня никто даже не смотрит. Я ничем не могу им помешать.
Вот так я в первый раз не сумела спасти близкого человека.
Выныриваю чисто, ряби почти не было. Вылезаю на берег, таща за собой водонепроницаемый мешок. Я совсем голая, с меня капает вода. Пригнувшись, обвожу взглядом лишайниковые деревья — не притаился ли за ними кто-нибудь? Прохладный ветер, проникающий сюда через щели из других пещер, шевелит листву. В остальном всё спокойно.
Довольная, неслышно юркаю в кусты и прячусь у подножия мохнатых зелёных деревьев. Открываю мешок, вытираюсь насухо полотенцем и начинаю одеваться. Мягкие чёрные сапоги со шнуровкой, доходящие до колена, чёрные брюки, длинные чёрные перчатки, чёрная безрукавка, чёрная полумаска, закрывающая нижнюю часть лица.
Собираю волосы на затылке и достаю остальное содержимое мешка. Короткие клинки. Лук и колчан. Трубка для стрельбы и дротики. Кинжалы. Гаррота. Бомбы. Метательные ножи. И наконец, несколько образцов продукции Экана. Как только сообщила, зачем они мне, он сразу оживился и, надо думать, работал на совесть.
Я полностью подготовлена к убийству. Не могу дождаться. Изнутри меня переполняет ненависть. Холодная, ледяная.
Ледо, я пришла отомстить.
Поместье принадлежит видному Плутарху из альянса Выпущенного Когтя, хорошему другу Ледо, который, видимо, предоставил ему свою резиденцию, пока сам в отъезде. Уже несколько оборотов наблюдаю за зданием с крыши многоквартирного дома в районе парка Лэш. Пока что труднее всего было найти удобный наблюдательный пункт. По сравнению с этим проплыть по реке, миновав подводную решётку, — пустяки. Немного кислотной пасты и один хороший пинок, вот и все дела. Сказал бы им кто-нибудь, что нет смысла возводить стены, если под ними можно легко проплыть.
Прислугу отпустили несколько часов назад. В подзорную трубу я видела, как они расходятся. Ледо не может допустить, чтобы о происходящем узнал кто-то, кроме его Кадрового состава.
Все шесть человек, охраняющих поместье снаружи, — люди Каракасса. Двое дежурят у парадного входа, четверо обходят территорию. Двое из них ведут на поводках абрисов. У этих зверей превосходный нюх, могут и отыскать, и загрызть лазутчика. Для кого-то другого абрисы оказались бы непреодолимым препятствием, но я уже знаю, что делать.
Охрана минимальная, что, впрочем, вполне предсказуемо. Слишком большое количество народу только привлечёт внимание. К тому же у Ледо нет причин подозревать, что кто-то знает о готовящейся встрече. Это надёжный секрет. Вернее, так думает Ледо.
Высохнув, опрыскиваюсь первой из смесей Экана. Это зелье заглушает естественный запах человеческого тела и имитирует запах травы. Абрисы разницы не почувствуют. Прежде чем нанести его на кожу, чуть медлю. Трудно доверять профессиональному отравителю, особенно учитывая, что я его недавно покалечила. Повторяю в уме мантры, ожидая, когда яд начнёт действовать и по телу пробежит холод, но ничего подобного не происходит. Позволяю себе расслабиться. К счастью, Экан не из тех дураков, которые убивают гонца, когда злятся на того, кто его послал. Экан прекрасно знает, от кого исходил приказ лишить его руки. И то, что я — его единственный шанс отомстить, он тоже понимает.
Конечно, будь у меня другие варианты, я бы к нему не обратилась. Когда идёшь на такое дело, лишнего риска следует избегать. Но я не должна оставлять следов, а значит, ни к кому из тех, с кем обычно имею дело, обратиться не могла. Никому не придёт в голову, что я могла пойти к Экану, а если и придёт, уж он-то болтать не станет. Вдобавок это ли не справедливость? Её в нашей жизни не так уж и много, а значит, нельзя упускать случай, когда можно помочь ей восторжествовать.
