— Я понял, сэр.
— Ну, и если удастся убрать всех, возьми то, что они доставляют с таким особым вниманием и что гномы защищали с таким отчаянием. Видимо, это действительно стоит немало.
— А точно они в ту сторону выходить будут, ваша светлость?
— В ту, Бейб, в ту. Они идут в город, чтобы передать эту добычу кому-то, кто их на эту работу нанял. И помни, для нас это едва ли не последний шанс сделать нашу экспедицию не полной пустышкой, понимаешь меня?
— Понимаю, сэр.
— Хорошо, если понимаешь. Тогда иди и тоже отдохни. Пусть часовой тебя разбудит.
Уходить из деревни пришлось чуть свет. Но ее и деревней-то назвать было трудно — четыре двора, жильцы — беднота, кормившаяся лишь тем, что ловили в озерах да собирали в лесу. Не в обычаях черных орков было оставлять после себя живых, но Змеевольд приказал никого не трогать.
— Но почему, командир? Давай пустим кровь, давай обагрим наши мечи! — требовал Кесчин, который, Змеевольд видел это не раз, упивался убийствами, как пьяница вином. Над ним даже подшучивали, что и своих блох он убивает с особым пристрастием.
Прежде Змеевольд никогда не возражал, но сегодня что-то пошло не так. Что-то вдруг почудилось, и он ощутил какой-то предел и понял, что убивать бесконечно невозможно даже черным оркам. И самое забавное — он неожиданно понял, что за все это придется отвечать.
— Как это? — вслух произнес он посреди ночи, когда это прояснение прозвучало столь же ясно, как чей-то голос. — Как это — отвечать?
Но потом благополучно уснул, несмотря на то, что в сеннике, где разместился отряд, бегали крысы.
Черные орки никогда не заходили в дом, если собирались убить тех, у кого ночевали. Но не сегодня, поскольку Змеевольд что-то почувствовал.
— А почему? Что не так в этот раз? — спрашивали друг друга его бойцы.
— Он что-то почувствовал, — отвечали другие, и это являлось достаточным объяснением, потому что все знали — Змеевольд слышит и видит больше, чем другие.
Как бы там ни было, впервые во время экспедиции в чужих землях черные орки уходили из деревни, не убив там ни одного жителя.
«Все правильно», — сказал себе Змеевольд, когда они вышли за околицу и даже прикрыли за собой ворота-волокушу. Но вдруг в ближайшем дворе завизжала дворняга, а потом ее визг резко оборвался.
Змеевольд обернулся и увидел бежавшего Кесчина, который размахивал отрубленной собачьей головой.
«Вот мразь», — подумал предводитель. В другой раз он зарубил бы Кесчина, однако сейчас их и так было мало, а впереди ожидала полная неизвестность.
Кесчин перепрыгнул через ворота и зашвырнул собачью голову в траву.
— Ты что, не слышал моего приказа, урод? Ну-ка, вперед и чтобы все кусты обнюхал!.. — дал волю своему гневу Змеевольд, и Кесчин, знакомый с нравом командира, послушно побежал вперед и, обогнав колонну, затрусил вдоль дороги, заглядывая под кусты.
Но не успел предводитель перевести дух, как раздался щелчок арбалета, и Кесчин вскрикнул, получив болт с близкого расстояния. А затем в кустах часто защелкали замки, и черные орки стали валиться на дорогу.
— В лес! Все в лес!.. — крикнул Змеевольд, пригибаясь. Арбалетный болт шваркнул по его кирасе и ушел в сторону. Предводитель бросился в чащу, а с другой стороны, с мечами наперевес, уже выбегали враги. Послышался звон стали, подстреленные черные орки пытались нанести врагу хоть какой-то урон, но было слишком поздно, и с ними быстро покончили.
Змеевольд мчался через лес, перепрыгивая через канавы и поваленные деревья, и слышал, что за ним бежит кто-то из своих. Лишь промчавшись с милю, он сбавил темп и, оглянувшись, увидел Мангуса.
— Ты?
— Я, командир, — ответил тот, тяжело дыша.
— Не ранен?
— Обошлось.
Змеевольд остановился, прикидывая, куда идти дальше.
— В город пойдем? — спросил Мангус.
— В город, — кивнул Змеевольд и двинулся дальше, на ходу выбирая направление.
Вот и все, был отряд и его не стало. Никогда еще его экспедиция не оборачивалась столь неудачно. Да, он добыл то, что требовалось, но стоил ли этот приз такой платы?
С другой стороны, мессир Фрейн не раз помогал черным оркам, правда, небескорыстно, но в конце концов долг Змеевольда стал таким, что он был вынужден отдать его. И, может, хорошо, что с ним остался Мангус, а не Рарп, например, который был отличным рубакой, но не умел ходить по лесу незаметно. Мангус, может, не так хорош в бою, зато отличный разведчик.
— Командир, ты думаешь, это из-за Кесчина? — спросил Мангус через какое-то время.
— Полагаешь, он плохо смотрел?
— Нет. Он убил собаку, а ты сказал никого не трогать. Наверное, ты что-то почувствовал?
— Я не хочу об этом говорить, Мангус. Доберемся до города и там все обсудим. Ты, кстати, заметил, кто это был?
— Союзники, — криво усмехнулся Мангус. — Ингландцы.
— Что ж, мы первые перешли им дорогу, они этого не забыли. Но и мы теперь не забудем.
— Не забудем, командир.
После ухода отряда ночью герцог Лоринджер не находил себе места, поскольку слишком разволновался, чтобы уснуть. Он даже снизошел до деревенской перегонки и выпил ее из принесенной рюмки — наверное, единственной во всей деревне. Но кроме изжоги ничего не получил и, устроившись в так понравившемся ему кресле, дремал до рассвета, а затем оделся и вышел, надеясь развеяться в прохладе предутренних сумерек.
Во дворе на колоде сидел часовой и при виде герцога тотчас вскочил, но тот махнул рукой, дескать, не дергайся.
Часовой снова сел, а Лоринджер подошел к забору и, встав на лежавшие вдоль него бревна, выглянул наружу. Улица еще спала, но во дворах были слышны звуки, свидетельствовавшие о том, что в деревне вставали рано. Хлопали двери сараев, сонно мычали коровы. Где-то пели петухи, поскуливал пес и звенели цепи.
Стало светать, и Лоринджер полной грудью вдохнул свежий воздух, он уже забыл, когда мог наслаждаться такой красотой — вдали от городской суеты, в глубокой провинции, в чужой стране. А восход, он везде прекрасен.
Увлекшись созерцанием провинциальных красот, герцог проводил взглядом коров, которых выгнали хозяйки, и те сами послушно двинулись за деревню на луг. Потом прислушался к стуку топора где-то в соседнем дворе.
На крыльцо вышел хозяин дома и, широко зевнув, направился в отхожее место. Его жена уже вовсю гремела чугунками в кухонной пристройке, а двое работников переговаривались в коровнике. Потом Лоринджер услышал звон упряжи и увидел, как в деревню въезжает телега с поклажей, а за ней браво вышагивают его палубные пехотинцы.
