«Блин! Первый же выстрел „в молоко“! Ведь, намеренно же с него разговор начат, потому, что его специализация уже известна, а он о медицине ни слова!»
— Правильно! — поддержал Матвея Дмитрий. — Коней и так не хватает, так еще их девкам для учебы давать надо! Прошка и так уже, как зверь рычит, боится, что скотину загоняем, да еще Мефодий поддакивает!
«Угу. А ты, кроме заботы об учебе, быстренько сообразил, что так Аньку можно подальше от Николы убрать. Интриган из 5 „б“, едрена вошь!»
— Страхов-то развели! — изобразил притворный ужас Илья. — Друг друга зарежут, коней загоняют! Что? Если девок верховой езде не учить, то коней сразу на всех хватит? Ой ли? А в Ратном чего же это молодые ратники из-за девок не режутся? Тебя, Мотька, послушать, так все Ратное уже давно вырезанным должно быть!
— Не-а! В Ратном совсем другое дело! — вмешался Кузьма. — Там мужей мало, а девок много. Не одна, так другая, только рады будут!
«Ну, давай, давай, дальше! Что ж ты на полуслове остановился?»
Кузьма мишкино горячее желание не уловил — выдал аргумент, основанный на статистическом распределении гендерных группировок и умолк.
— И что же ты предлагаешь? — попробовал подтолкнуть двоюродного брата Мишка.
— Ничего. — Отозвался с безмятежным видом Кузька. — Просто сказал, что нельзя сравнивать.
— А я сказал, — Мишка с трудом сдержался, чтобы не повысить голос, — что сравнивать, как раз, надо! То, что есть, с тем, что хотелось бы иметь! Ну-ка, думаем все! Есть два поселения с воинскими людьми. В одном из-за девок не режутся, в другом вот-вот начнут. В чем разница? Что надо сделать, чтобы разницы не стало?
— Да ты что? Спятил? — Матвей задумываться и не собирался, смысл мишкиного намека уловил сразу. — Совсем Академию в бабье царство превратить решил?
— Это как? — не врубился Илья.
— А вот так! Он хочет нам еще девок добавить, чтобы, как в Ратном: всем хватало, и еще оставалось!
— Хе-хе! И где ж ты их столько возьмешь?
— Сами прибегут, только разреши. — Мишка пожал плечами — в Ратном давки-перестарки чуть ли не стадами ходят, а тут больше семи десятков женихов.
— Так язычники же… ой! — Илья изумленно вскинул брови и хлопнул себя ладонью по губам. — Уже не язычники! Ну, Михайла! Ну…
— Итак, господа Совет, есть два предложения: убрать девок или добавить с избытком. Какое лучше? Голосуем или еще обговорим?
— Гнать! — Матвей решительно прихлопнул по столу ладонью.
— Если придут, то только со своими конями. — Выставил условие Дмитрий.
— И с кормом! — тут же добавил Илья. — Сено, там, овес… и для себя тоже! Такую ораву кормить…
— Один за то, что б гнать, двое за то, что б звать! — объявил Мишка. — Остальные?
— Можно мне? — как-то очень аккуратно (прямо-таки, по-интеллигентски) спросил Артемий. — Только не перебивайте, у меня длинно получится.
— Про девок всегда так, — поведал обществу Демьян, — или одним словом, или длинно, да еще…
— Ты-то что о девках знаешь? — оборвал его Илья. — Только языком трепать и можешь!
— Тихо! — повысил голос Мишка. — Слушаем господина советника Академии Артемия…
— Батюшку покойного Исидором величали. — Подсказал Артюха.
— …Артемия Исидорыча!
— Мы чего хотим? — неуверенным тоном начал Артемий. — То есть, я хочу сказать: кого мы из отроков вырастить хотим? Из нинеиных отроков… ну, и из других тоже, то есть из купеческих ребят мы никого не вырастим, они весной уедут, но…
Артемий окончательно запутался, но Мишка, уловив в его подходе зерно истины, поспешил помочь:
— Ты хочешь сказать: какой результат мы должны получить, кроме воинского обучения?
— Да! — обрадовался Артемий. — Илья сказал… Илья Фомич сказал, что года через два-три все попереженятся, и я подумал: на ком? И еще: какими они отцами семейств будут? Ну, там: чему детей учить станут, как с женами обращаться, дом обустраивать… В общем, если только воинскому делу учить и больше ничему, то они же так и останутся такими, как их в языческих селищах воспитали — чужими нам. А надо-то, чтобы своими стали, чтобы Кузьма не считал, как сейчас: столько-то наших, столько-то не наших.
Артемий немного помолчал, а потом зачастил, словно опасаясь, что его перебьют:
— Я почему так говорю? Вот, у меня шестнадцать отроков музыке учатся. Я же их не только играть учу! Мы и про жизнь разговариваем и про веру христианскую, про Ратнинскую сотню, про тебя, Минь…
Артемий снова замолчал и смущенно глянул на Мишку, тот поощрительно покивал и жестом остановил Демьяна, собравшегося вставить какое-то (наверняка, язвительное) замечание. «Дирижер оркестра», уловив мишкину поддержку, набрал в грудь воздуха и, словно кидаясь в холодную воду, выпалил:
— У них же радостей в жизни никаких нет! Учеба — наказание, наказание — учеба. Поесть, поспать и опять: учеба наказание, наказание — учеба. С чего им нас полюбить? Как поверить, что наша жизнь лучше, чем та, которая у них раньше была? Ну, давайте у них последнюю отдушину закроем — вечерние посиделки с девками. Кого вырастим? Зверей рыкающих, нас ненавидящих… или только терпящих, ради учебы. Вот тогда-то они нам в спину и ударят!
Артемий раскраснелся, чувствовалось, что он пытается облечь в слова выстраданные мысли, но слов не хватает. Он опять замолчал, подбирая нужные формулировки, но смысл его речи настолько далеко отстоял от тем обыденного повседневного общения, что это оказалось почти непосильным для подростка делом. Мишка снова решил прийти ему на помощь, но Артемий сам «вырулил» на соответствующую его мыслям стилистику:
— Бог есть любовь! Не войне их учить надо, но любви! Если есть, что любить, тогда есть и что защищать. Если за спиной: дом, семья, друзья… Все, что дорого, за что не жалко голову сложить — ты воин. Если ничего этого нет — ты зверь с железными когтями. Их из дому забрали, всего лишили… Если мы не дадим им ничего взамен… того, что любить можно… я не только про девок говорю…
Артемий снова замолчал, растерянно оглянулся и неожиданно ткнул указательным пальцем в сторону Роськи.
— Вот! Мы сейчас зверей Велеса натаскиваем — учим их убивать. Отец Михаил — помнишь, Роська? — говорил, что зверя Велеса надо из них крестом и молитвой изгонять. Я не согласен! Его убивать надо! Любовью! Бог есть любовь, и нет силы, которая против нее устоять может!
«Какой молодец! Елки-моталки! В самую суть! Ни слова не слыхал: ни о психологии, ни о педагогике, ни об управлении, но чувствует гармонию не только в музыке, но и в человеческих отношениях! Вы-то, сэр, от Кузьки-технаря чего-то путного ждали, а про Артюху-гуманитария и не думали. Непростительный промах, позвольте вам заметить. Он ведь мог и промолчать — постесняться, не найти нужных слов.
