— Господа комиссары, — один из личных охранников лорда-генерала появился в дверях конференц-зала, — трибунал готов огласить вердикт.
— Ну как обычно, — произнес я, тяжеловесно пытаясь пошутить. — Все утро ждешь, пока заварится нормальный чай, и вот на тебе...
Мне пришлось вернуть чашку обратно на поднос.
— Я подогрею чайник к вашему возвращению, сэр, — произнес Юрген. Этими словами он в своей сдержанной манере желал мне удачи и выражал беспокойство, так что мне оставалось просто кивнуть.
— Долго не задержусь, — добавил я, подавляя внезапную нервную дрожь, которая застала меня совершенно врасплох.
Да пропади оно все пропадом, мне только что пришлось смотреть в глаза демону, и не впервые в жизни! Несколько минут выслушивать пыхтение моих коллег, исполненых чувства собственной важности, — это так же страшно, как штрафная кружка за столом.
Сохраняя абсолютно невозмутимый вид, я парадным шагом вошел в зал трибунала, сопровождаемый Бежье, и вытянулся в струнку перед троицей затянутых в черное комиссаров, восседавших за столом из полированного дерева.
Дравин, комиссар Вальхалльских танковых, председательствовал на трибунале, заслужив это право длительностью службы (которая была едва ли не вдвое дольше, чем у любого из присутствующих коллег). Он восседал, облокотясь на столешницу и положив подбородок на сцепленные пальцы.
— Дело, рассмотренное нами, было весьма необычным, — начал он без лишнего вступления. — И таковым, которое я и мои коллеги должны были рассмотреть со всей возможной серьезностью. К счастью, наш вердикт оказался единогласным по всем пунктам.
Он сделал паузу для пущего драматического эффекта. Бежье нервно облизнул губы; я же оставался столь же бесстрастен, как и ранее. Не стоило бы и играть в азартные игры так часто, как это делаю я, для того чтобы научиться скрывать свои эмоции.
Дравин указал на планшет данных, лежащий перед ним:
— Мы не затруднились выяснить, что все обвинения, выдвинутые против комиссара Каина, совершенно лишены оснований и беспочвенны.
Я склонил голову, рассчитывая, что именно этот жест будет достойным ответом от человека моей репутации. И в то же время порадовался разочарованному стону, который сорвался с плотно сжатых губ Бежье.
Дравин ответил на мой кивок таким же.
— В то же время, — продолжал он, — мы ощутили необходимость в данных обстоятельствах выдвинуть собственные обвинения. Они, как я должен отметить, чрезвычайно нас огорчают, поскольку отражаются не лучшим образом на той репутации безупречного командования, которую всегда строго хранит Комиссариат.
Это было неожиданностью — и, хочу добавить, неприятной. Но я столь же тщательно, как и прежде, не позволил никаким чувствам выплыть на поверхность. Насколько это возможно, я постарался не заметить выражения мстительного триумфа на физиономии Бежье и снова кивнул: паниковать пока что толку не было.
— С интересом ожидаю вашего вердикта, — ровно отозвался я.
— Вне сомнения. — Дравин кинул новый взгляд на планшет данных. — Томас Бежье, вы обвиняетесь данным трибуналом в поведении, недостойном комиссара. Ваше непрошеное вмешательство в действия комиссара Каина при исполнении им его долга могли иметь катастрофические последствия не только для Адумбрии, но и для всего сектора.
Я кинул быстрый взгляд на Бежье. Казалось, тот сейчас рухнет в обморок, так часто он задышал при этих словах, неспособный произвести иного звука, кроме «ч... ч... чт...».
— В данных обстоятельствах мы считаем целесообразным рекомендовать ваше немедленное отстранение от полевого командования вплоть до дальнейшего расследования вашего дела. Уверен, вы должны знать, какими являются высшие наказания, которые могут быть признаны необходимыми, когда против вас будут сформулированы соответствующие обвинения.
Как вы можете понять, к Кастин, Броклау и Юргену, ожидавшим в коридоре за дверью, я присоединился с самым легким сердцем. Бежье вывалился спустя секунду после меня, глядя так, будто он уже видел перед собой дула расстрельной команды, и мне доставило истинное удовольствие нежно взять его за локоть.
— Если это вас ободрит, — произнес я со всей искренностью, которую только смог наскрести, — то я буду свидетельствовать, что, по моему мнению, вы поступили так из лучших и самых благородных побуждений. Уверен, что вы бы сделали то же самое для меня.
— Разумеется, — без всякой искренности произнес он и попытался вырваться. — А теперь извините меня, я должен сообщить обо всем этом полковнику Асмару...
— Конечно же. — Я сильнее придержал его, сочувственно кивая. — Что же касается еще одного повода для нашей встречи, то моим секундантом будет Юрген. Когда у вас появится возможность выбрать своего, возможно, он согласится лично передать нам время и место, удобные для вас.
— Это... кхм... не понадобится. — Бежье нервно облизнул губы и покосился на мой ценной меч, вне сомнения вспоминая, как я в последний виденный им раз отправил этим оружием на тот свет десантника Хаоса и демона в придачу. Пухлый комиссар обернулся к Кастин. — Я, возможно, позволил себе некоторые замечания в пылу момента. Если они вас чем-то оскорбили, то приношу свои глубочайшие извинения.
— Извинения приняты, но уверяю вас, мне и в голову не приходило считать себя хоть как-то оскорбленной.
— Хорошо. Тогда, если вы позволите... — Бежье неверной походкой удалился, я же улыбнулся с совершенным удовлетворением.
Позволю ему подрожать несколько дней, решил я, а затем дерну за пару ниточек и вытащу из ямы. Я не слишком, по правде говоря, мстительный человек. Он, возможно, что-нибудь да почерпнет из этой истории, а даже если и нет, то мне будет гораздо веселее наблюдать, как он станет дергаться всякий раз, когда ему напомнят, что он обязан мне головой.
— Ну что же, — заключил я, вновь обращаясь к друзьям. Несмотря на те разрушения, которые принесло трехстороннее сражение между нашими войсками и двумя культами Хаоса, жизнь в Едваночи налаживалась, и мне казалось, нам всем есть что отметить. — Кажется, я припоминаю маленький, но уютный ресторанчик неподалеку. Проверим, жив ли он еще?
[И на этом, может быть, излишне самодовольном месте отчет Каина об инциденте на Адумбрии приходит к логическому концу.]
И правда аттестат Каина как курсанта Схолы наилучшим образом описывается словом «непримечательный». Его оценки в академических дисциплинах в общем и целом находятся на нижней планке среднего; единственные области, где он показал себя лучше, — это спорт и боевые искусства. Его дисциплинарные записи на удивление чисты от нарушений. Учитывая характер Каина, вероятнее всего, это означает, что единственным искусством, которым он овладел воистину в совершенстве, уже тогда было искусство не попадаться на «горячем».