Хотелось бы думать, что это хорошо.
Дверь кузова распахнута.
Мы входим по очереди, прикрывая друг друга. На нас нет ни масок, ни защитных костюмов. Мы хотим, чтобы ничто не стесняло наши движения в, возможно, последней точке нашей миссии.
До сих пор мы ни разу не видели «жилые помещения слуг», как их называл Венцель.
Сержант ведет нас, держа на мушке темноту.
Голубоватый свет зари неожиданно открывает то, что находится внутри.
Кузов полон маленьких каморок, чуть побольше склепа, которые ютятся вдоль центрального коридора. В глубине — общее помещение, где стоит длинный стол и две скамьи. Поднимаю навес, который закрывает вход в одну из каморок, стволом «Калашникова». Внутри — металлическая койка и висящий на стене крест грубой работы. Больше ничего, кроме куртки и штанов из мешковины, аккуратно сложенных на койке. Ни простыни, ни одеяла, ни подушки.
Я проверяю две другие комнаты — в них то же самое.
— Никого нет, — говорит Диоп, качая головой.
Невозможно понять, сколько времени пустует помещение. Дверь в общую комнату открыта.
Дюран делает знак головой:
— Пойдем. Поли, ты первый. Используй М-84.
— Хорошо.
Сержант быстро, как молния, распахивает дверь и швыряет внутрь комнаты светошумовую гранату.
Оглушительный взрыв, ослепительный свет из-за двери.
Венцель прыгает за порог с заряженным ружьем.
По сигналу Дюрана мы следуем за ним.
И останавливаемся в изумлении.
Перед нами так называемая «церковь» Готшалька, которая выглядит, как сцена из кошмара. Дрожащий свет немногих и почти целиком оплавившихся свечей освещает поле бойни. Дюжина сподвижников Готшалька валяются беспорядочно на полу. Их смерть, должно быть, была мучительной. На лицах — следы ужасной агонии. Рядом с каждым из них стоит стакан. Из кастрюльки, стоящей прямо под распятием и наполовину заполненной чем-то голубоватым, исходит сладковатый запах.
Некоторые из мертвецов одеты в черную форму избранного отряда Готшалька. Я узнаю одно из тел: это слепая девушка, которая вывела меня тогда из этой комнаты. Это было всего несколько ночей назад, но кажется, что прошли века.
Мы ожидали, что нам придется сражаться. Что придется даже умереть, в попытке восстановить справедливость.
Но такого мы не ожидали.
Тело мертвой девушки расчленено хитрым образом. Не хватает доброй части бедер и ягодиц. Кто-то освежевал ее, выбирая куски получше, как это делают со скотом. Вырезка, так это называлось в мясных лавках.
— Мы должны остановить его, — шепчет Диоп. — Даже если это будет последним, что мы сделаем в жизни. Этот человек — Зло.
Дюран кивает:
— Я согласен. Кто-то должен покончить с этим психом.
Он делает знак Венцелю, все еще шокированному этой сценой. Сержант кивает. Он и его начальник осторожно входят в коридор, который ведет к двери кабины. Это последнее место, где мог бы прятаться Готшальк. Я и Диоп движемся следом за ними.
В конце черного коридора вдруг вспыхивает яркий свет. Мы ускоряем шаг.
По кабине гуляет ветер. Стекла выбиты. Воздух снаружи свободно заходит в кабину. Пол покрыт снегом.
Венцель поднимается по лестнице, которая ведет к месту водителя.
— Калибан здесь, капитан.
— Живой?
— Мертвый. Убит ударом в затылок. Приборы управления разбиты. Похоже, поработали дубинкой.
Дюран качает головой:
— Где же он мог спрятаться?
Потом он смотрит на крышу. Там люк, который ведет на площадку наблюдения.
Капитан делает знак Венцелю подниматься по лестнице. Сам он следует за ним.
Они открывают люк и выходят в грохот бури.
Когда несколько минут спустя они спускаются, у них мрачный вид.
— Ничего. Он исчез.
— При таком ветре мы никогда не найдем следов, — говорит Диоп.
— Я знаю. Подумаем об этом позже. А сейчас поищем сами знаете что.
Прежде чем я мог бы спросить, что это — «сами знаете что», — трое швейцарских гвардейцев начинают рыться в куче барахла, которое наполняет кабину.
В конце концов сержант Венцель привлекает внимание остальных.
— Смотрите сюда, капитан!
Приближаюсь и я тоже.
Металлический сундук, который Готшальк утащил из гаража снегохода. Загадочный сундук, потеря которого очень беспокоила Дюрана. Он кажется невредимым и до сих пор обернут зеленой тканью.
В первый раз за эти пять дней губы капитана искривляет улыбка. Он произносит только одно слово: «Хорошо».
Я смотрю на него в изумлении.
Хорошо?
Как можно использовать подобное слово после всего того, что случилось? Мы разбиты вдребезги, а он улыбается?
— Теперь нам нужно найти код активации, — говорит Дюран. Он и его люди снова принимаются за поиски.
Внезапно Диоп издает звериный вопль. Он поднимает кверху, как трофей, маленький чемоданчик.
Я узнаю его. Я его уже видел. Это тот чемодан, который человек в невероятном комбинезоне с двустволкой передал Дюрану рядом со станцией Ферми, в квартале EUR.
— Открой его, — приказывает капитан.
Диоп долго возится с замком. В конце концов достает нож.
Чемодан открывается одним щелчком.
Дюран наклоняется над ним, изучая содержимое.
— Они здесь. Коды невредимы. Мы можем завершить нашу миссию, — удовлетворенно заключает он и поворачивается ко мне спиной.
Я хочу спросить, что все это значит? О какой миссии он говорит? Но в спину мне вдруг упирается дуло пистолета.
— Осторожно, святой отец. Положите на землю свой автомат.
Голос сержанта Венцеля звучит как всегда вежливо, но твердо.
Я подчиняюсь и поднимаю руки.
— Закрой его в одной из комнаток там, сзади, Поли. Мы им займемся позже.
Затем капитан Дюран поворачивается ко мне.
— Кажется, что хотя бы один из нас двоих сможет закончить свою миссию. К сожалению, они не тождественны друг другу. Усыпи его, Поли.
Я то вхожу в состояние сна, то выхожу из него.
Прежде чем закрыть меня в этой каморке, меня заставили проглотить какие-то таблетки. А потом Диоп сделал мне укол в руку.
После этого я потерял сознание и проснулся уже здесь.
Должно быть, прошло несколько дней, потому что чувствую я себя ужасно.
А еще у меня эти видения.
На стене какие-то знаки. Я не могу их разглядеть, потому что вокруг кромешная тьма. Я не могу почувствовать их на ощупь, потому что мои руки парализованы и не двигаются. Но я ощущаю, что они здесь. Не знаю, как. Каким-то непонятным чувством.
По этим знакам я могу прочитать историю человека, который спал в этой комнате.
