— Недооценил я тебя племянник, — прошептал Рональд, закрыл глаза и затих. Его кровь струйкой текла из раны, растекаясь на траве и впитываясь в землю.
— Эту игру затеял не я, — только и нашёлся, что сказать Алексей, посмотрев в сторону Совета.
— Мы знаем, но завершил её ты, а мы не можем допустить смерти хотя бы одного их нашей семьи, вот такой насильственной смерти от руки члена семьи. Поэтому и исправлять всё тебе. — Ответил один из Совета.
— Вы думаете, у него получится? — Спросил Второй. — Может лучше наказать его примерно, дабы другим неповадно было?
— Получится, — совершенно неожиданно вмешался в разговор Джеральд, — один раз ведь получилось.
— Но это был всего таймер, и всего три часа. А сейчас речь идёт о нескольких месяцах. Я сомневаюсь, — высказался Третий член Совета.
— Нужно не сомневаться, а дать шанс, — предложил Четвёртый, — примерно наказать мы всегда успеем. Вон Мадлен наказали, это что остановило Рональда?
— Нет, не остановило, и если этого накажем, тоже ни кто не остановится, а Рональда с нами больше не будет. — Высказался Пятый.
— Значится на том, и порешим, — взял слово Первый.
— Я только не совсем понимаю, что от меня требуется, — поинтересовался у окружающих Алексей.
— Вернуть всё назад, на свои места.
— Это как?
— Очень просто, вот, — указал Первый на стол.
При этом стол превратился в огромный циферблат, на котором двигались четыре стрелки. Секундная стрелка быстро бежала по кругу, отсчитывая мгновения, чуть медленнее, но всё равно заметно ползла минутная, и уж совсем неподвижны, били две часовые стрелки одна красная и вторая чёрная.
— Это часы бытия, сынок, — сказал Джеральд, — они и только они могут вернуть время назад, но далеко не каждый, даже среди нас может ими пользоваться, у тебя один раз это получилось, ты запустил, сам того не подозревая таймер на этих часах, значит и в этот раз у тебя должно получится. Попробуй сынок, тебе нужно точно вернуть время в то мгновение, когда началась эта совершенно бессмысленная игра. Ты помнишь это мгновение?
— Да, помню.
— Тогда не мешкай, вперёд.
Алексей шагнул к часам, неуверенно посмотрел на них. Он хорошо помнил, как нарисовал в воздухе циферблат, но как это получилось, он не знал. Тогда он перевёл красную стрелку вперёд. А теперь? Теперь, получается, нужно двигать чёрную назад? Но сколько отмерять часов, минут и секунд? Он то и дни с трудом может сосчитать. Ему нужно вернуться туда, на обрыв. Именно там был сделан первый ход в этой игре.
Он подошёл к часам, ощущая на себе взгляды окружающих, некоторые верили, некоторые сомневались, но не было ни одного равнодушного взгляда. Мещеряков подошёл с той стороны, где сейчас находились кончики больших стрелок, взялся рукой за чёрную, она оказалась нестерпимо ледяной, настолько холодной, что обожгла ладонь, и он попытался отдёрнуть руку, но та как уд-то прилипла к стрелке. Он помнил, так бывало в детстве, когда будучи ещё совсем мальчишкой, старшие ребята подшутили над ним, предложив напиться холодной воды из железной фляги на морозе. Они играли в хоккей, и разгоряченный игрой он не подумал о последствиях, да и воды-то как потом оказалось, во фляге не было, но вот сам предмет намертво примёрз к губам, и пришлось бежать домой отогревать.
Точно так же сейчас примёрзла и рука, только боль была намного сильнее, просто нестерпимая. Он попытался сдвинуть стрелку назад, превозмогая боль. Она сперва сопротивлялась, но потом, совершенно неожиданно поддалась. Всё замерло вокруг и Алексей начал проваливаться внутрь циферблата.
Вот он оказался среди колёсиков и шестерёнок, они бешено крутились теперь уже в обратную сторону, молоточек, отсчитывающий секунды стучал, чуть ли не ему по голове. Весь механизм противился обратному движению, и пытался выбросить человека, отторгнуть как совершенно посторонний, чужеродный элемент, но теперь уже он не выпускал стрелку и с усилием вращал её назад, вспять временному потоку. Мимо него проносились часы, дни недели, событие за событием, от своего конца к началу. Алексей уже совсем потерялся во временном потоке, но одна мысль оставалась неизменной, он должен остановиться на берегу.
* * *
Весна в этом году пришла рано и бурно. Сразу после Масленицы солнышко пригрело. Снег начал быстро таять. Зажурчали ручейки, сперва тоненькие, не смелые они всё больше и больше разрастались, стекая с круч, журча по улицам и мостовым. Капель уже не унималась и по ночам. Через три недели могучий Днепр набух, от впадавших в него тысяч всё новых и новых притоков напряг свои мышцы и ночью тишину разорвал грохот ломающегося льда. Воды выплеснулась из привычного русла и быстро залила Подол, разливаясь всё дальше и дальше по освобождающимся от снега левобережным лугам.
Алексей стоял на высоком обрывистом берегу, нависшем над бушующими водами Днепра, несущими вниз, к морю, обломки старого льда, выкорчеванные кусты и целые деревья. Время от времени можно было наблюдать на отдельных льдинах то зайца, то лису. Животные сидели смирно, понимая, что они уже ничего не смогут поделать и остаётся только надеяться, что их льдина, когда-то прибьётся к берегу.
Да мирная и покойная стала жизнь, живи да радуйся, только вот что-то не даёт покоя в последнее время, постоянно беспокоит, как застрявшая заноза. Алексей стоял и наблюдал, как вдалеке, за горизонтом рождается солнце, сначала небо озарилось нежным розовым огнём, предвестником рождения, и вот яркий, алый диск начал понемногу показываться, поднимаясь всё выше и выше. Те беспокойные мысли почти каждое утро приводили его на этот обрыв. Он вглядывался вдаль и пытался понять, что так беспокоит, но ничего не видел, и, встретив рассвет, отправлялся назад домой.
«Нет, не там нужно искать причину беспокойства, не вижу я её там, — подумал Алексей, в очередной раз, убеждаясь в том, что солнце, как и в прошлые дни благополучно взошло над Землёй. — Но где, почему и что меня тревожит?»
— Что брат Алексий, тебя приводит ежедневно на этот обрыв? — Вопрос прозвучал неожиданно.
— Ты твоя Светлость, когда-нибудь жизнью поплатишься за своё безрассудство, — не оборачиваясь, ответил Алексей, — это я знал, что ты подходишь, а другой бы от неожиданности и меч бы в тебя вогнал, по самую рукоятку.
— Так-то другой, к другому, я бы и не подходил. Так что тебя приводит каждое утро на этот обрыв? Не пойму я, что творится с тобой в последнее время. Да и все вокруг говорят, изменился наш генерал, грустный стал, задумчивый. Глядя на тебя, и Владмир ходит как в воду опущенный, одна польза, хозяева кабаков вздохнули с облегчением, да Ольга не жалуется на постоянные пьянки её беспутного мужа.
