— Он здесь! — пронзила мозг мысль, даря безумную радость и облегчение. — Он здесь! — мужчина уже не шептал, он говорил в полный голос, он кричал. — Он идет! Идет!
Толчки становились сильнее. Жалобна заскрипела вышка. Составляющие ее бревна начали ходить ходуном, почти выпрыгивая из пазов.
— А-а-а-а! — заорал часовой, роняя карабин из рук. — А-а-а-а!
С противным чмокающим звуком начал заваливаться на бок один из бараков. Передняя стенка, набранная из каких-то слег, сложилась как карточный домик.
— Шж-шж-шж-шж-шж-шж! — прогремела пулеметная очередь в дальней части лагеря, где находился второй барак. — Шж-шж-шж-шж-шжш-шж!
Охрана уже давно забыла про бедолагу у проволоки. Солдаты, ощетинившись карабинами, мотали головами как заведенные. Вокруг все скрипело, подало… Наконец, вышка не выдержала и упала на изгородь, похоронив под своими останками часового. Следом, словно шашечки домино, начали заваливаться столбы ограждения. Их словно что-то выталкивало из земли и бросало вверх и в сторону.
— Братцы, бежим! — раздался чей-то вопль из глубины ошеломленной толпы. — Бежим! — вскочившие на ноги пленные после секундной заминки с ревом бросились на двоих солдат, которые даже выстрелить не успели. — Свобода, братцы!
Метнувшийся сначала вместе со всеми к пролому Андрей остановился у лежащего человека.
— Давай, Андрюха, ноги отсюда делать надо! Охрана того и гляди очнется! Да, все кончился он! Пошли!
— А-а-а-а! — еле слышно застонал лежащий человек. — А-а-а-а!
— Живой, екарный бабай! Живой! А ну-ка давай, обопрись на меня, — лейтенант подхватил его за поволок в сторону леса. — Держи, чего уставился! Местный это кажется… Без него пропадем! Хватай, хватай! О, черт! — Андрей обернулся и обомлел…
Еще стоявшие в отдалении три вышки прямо на его глазах наклонились и рассыпались. Сразу же из здания администрации взметнулся в небо столб огня. Не было ни взрыва, ни выстрелов… Просто дом лопнул как переполненный воздушный шар. За доли секунды массивная четырехстенная изба вздрогнула, шевельнувшись всеми своими бревнышками, а потом выплюнула вверх все свои внутренности…
Черный легковой автомобиль бодро пробирался по узким улочками Москвы. Александр Александрович, руководитель Особого Московского клинического госпиталя, повернув голову к окну, внимательно рассматривал пролетавшие мимо хмурые здания с заколоченными окнами, почерневшими от мартовского солнца сугробами.
— Да уж, вот тебе и бабушка Юрьев день, — пробормотал он еле слышно. — Хм…
— Александр Александрович, вы что сказали? — с переднего сидения моментально среагировал человек, вихрастая голова которого показалась на фоне лобового стекла. — Остановить?!
Профессор дернулся от неожиданности и доли секунды смотрел на своего охранника.
— Да нет, голубчик, нет, — проговорил он, мягко хлопая по сидению. — Все нормально. Это я так, сам с собой. Есть у меня такая стариковская привычка!
Профессор Вишневский уже давно не обращал на такое ни какого внимания. Первое время, когда личным распоряжением Верховного, ему была предоставлена персональная охрана, как секретоносителю высшего класса, ему было не по себе. За ним словно на привязи постоянно ходило несколько человек, сопровождавшие его в госпитале, на кафедре в университете, в гостях, и даже дома.
— Да…, — вновь тихо протянул он, не отрывая взгляда от окна. — Было-было…
Сейчас же, когда прошло время, этот постоянный эскорт он практически не ощущал. Профессору даже, наоборот, это льстило. В его голове до сих пор колокольным звоном продолжали звучать слова Сталина: «В эти трудные для нашей страны дни, Партия и Правительства оказало вам, товарищ Вишневский, огромное доверие… То, что вы услышали в стенах этого кабинета, является не просто высшей государственной тайной, а залогом нашей победы над врагом! Я надеюсь, товарищ Вишневский, вы это хорошо понимаете?!». Вновь, как и вту минуту, его голова автоматически закивала. «Я приложу все усилия, дорогой товарищ Сталин, чтобы оправдать ваше доверие… доверие Партии…, — слова давались ему тяжело; горло пересохло от волнения и каждый звук словно ребристым напильником проходил по горлу. — Приложу все усилия…».
— Товарищ Вишневский, мы подъезжаем, — автомобиль мягко остановился и дверь с его стороны распахнулась. — Вас уже ждут.
Профессор быстрым шагом прошел через высокую арку и оказался в здании, где его сразу же окружило несколько его коллег.
— Александр Александрович, есть! — его неизменный уже на протяжении пяти лет ассистент, высокий и нескладный Востров, как обычно, спешил выложить начальнику все и сразу. — Только что поступил. Летчик-истребитель. Двадцать два года. Сирота…, — каждое слово он комментировал руками, от чего походил на взбесившуюся ветреную мельницу. — Ноги ниже колен раздробило напрочь, — его правая рука сделала резкое рубящее движение. — Как вы и говорили… Подходит?
— Да, да, Витя, — забормотал профессор, мозг которого уже начал работать, планируя ход операции. — Подходит. Сейчас я только на него одним глазом гляну и надо готовить к операции. Кстати, сколько прошло времени?
— Он сам твердит как заведенный, что не более двух часов! — вновь оживился ассистент. — Я в полк звонил, но у них пока полный бедлам! Налет еще продолжается, — он наклонился к самому уху профессора и прошептал. — Говорят, немцы десант высадили возле вокзала…
Около одной из палат, к которой они направлялись стояли несколько фигур в белых халатах. Две медсестры — пожилая и молоденькая осторожно заглядывали за дверь и, по всей видимости, не решались зайти внутрь.
— Ну ка, девочки, отошли в сторону, — словно крейсер «Варяг», профессор своей немаленькой тушей разъединил парочку и решительно открыл дверь. — Что там у нас такое? Что?! — в его плечо что-то с силой ударило. — Кто это там у нас буянит?
— Прочь, прочь от меня! — раздавалось из палаты. — Что там удумали, черти?! — дверь снова хлопнула и оттуда, словно снаряд из пушки, вылетел молодой врач с красным как у свеклы лицом. — Я вам дам резать! Два часа еще не прошло! Понятно?! Не прошло! Вам бы только резать! Морды отъели в тылу! Что морда, что жопа!
Невысокий лейтенант, который сопровождал профессора, не выдержал и схватился за ручку двери, но его плеча кто-то коснулся рукой.
— Подожди-те, товарищ, немного, — статная, с роскошными черными волосами, убранными в косынку, врач сделал умоляющее лицо. — Александру Александровичу ни что не угрожает. Сейчас вы все сами увидите…
— Да вы у нас, голубчик, настоящий хулиган! — укоризненным голосом заговорил профессор. — Как же вам не стыдно?!
Дверь, все же кто-то немного приоткрыл и остальным было все прекрасно видно. На койке, стоявшей у самой стены лежал бледный как смерть парень, с горящими глазами смотревший на Вишневского. Ноги раненого были зафиксированы плотными ремнями, через которые медленно проступала кровь.
— Зря вы обижаете наших девочек, молодой человек, — Вишневский резко подошел к кровати и пощупал лоб больного. — Они же тут днями и ночами с вашим братом сидят. Кормят и поят вас с ложечки… А ты их по матери! Нехорошо, молодой человек, нехорошо! — от неожиданности парень замолчал. — Так, и когда вас так угораздило?
Тот резко дернулся, едва врач коснулся привязаных ремней.
— Летчик я…, — через стон, зашептал он. — Истребитель. Налет с утра был., — он с усилием открыл красные от боли глаза. — Пока я одного гонял… один сволочь сзади зашел и как дал! Помню только кресты, кресты… кругом одни кресты. Еле успел кольцо дернуть.
— Ничего, ничего, держись парень, — глухо проговорил профессор, вновь щупая его лоб. — Сейчас мы тебя подлатаем. Укольчик вот сестричка поставит и… все будет нормально!
Он сделал знак медсестре — невысокой щупленькой девушке, которая смотрела от двери, и начал подниматься, как в его руку вцепился раненный.
— Только ноги не режь… — с жуткой мольбой в голосе прошептал летчик. — Слышишь, по-человечески прошу, не режь ноги! Мне же без ник никак! Понимаешь, амба… Прошу, ноги оставь! Слышишь…
Легкий мазок по руке чем-то неуловимо кислым и вот, голова летчика откинулась на подушку.
— Так, быстро в операционную его, — сразу же засуетился профессор. — А мы в кабинет!
Сопровождающий сразу же подобрался, едва услышал слова Вишневского. Кивком головы он предупредил остальных о готовности. К кабинету, который находился в конце холла, они подошли уже втроём. Перед массивной деревянной дверью стояло двое бойцов с небольшими карабинами, которые были недвусмысленно направлены в их сторону.
— Акула, — негромко проговорил лейтенант, шедший первым.
— Рыба, — донесся ответ, одного из часовых.
Внутрь профессор зашел один, как того требовали оставленные ему инструкции. В бывшей кладовой без окон, которая была превращена в импровизированное хранилище, находилось всего несколько предметов — стол, стул и здоровенный сейф. Шкафоподобный монстр, заставший еще кассиров Первого императорского банка…, открылся с неожиданно приятным звуком. Прозвенела негромкая мелодичная трель и Вишневского снова охватила приятная истома. Это было просто волшебное чувство сопричастности к удивительному! Кровь быстро побежала по телу, стук сердца начал отдаваться в висках…
