— Димитрис, я тут уже минут пять с интересом слушаю твою речь! — вместо приветствия, перебила меня доктор Лопес, протискиваясь в центр круг.
Я умолк на полуслове. Признаться, я так увлекся своим рассказом об устройстве жизни в Гигаполисе, который неожиданно привлек к себе столько внимания, что и не заметил, как Флорентина пристроилась со своей миской похлебки где-то позади.
— Прости, я тебя и не заметил, — улыбнулся я. — Это все как-то спонтанно вышло. Я и не думал, что местных жителей так заинтересует тема жизни в Содружестве. Странно, но они говорят, что ты до сих пор им ничего не рассказывала.
— А зачем им это рассказывать? — поинтересовалась Флорентина, в глазах которой вспыхнули искорки гнева. — Хочешь, чтобы эти доверчивые молодые люди, наслушавшись твоих баек, бросили все и отправились на поиски лучшей жизни? Ты не забудь рассказать им, что иммиграция запрещена, а нелегалы заканчивают свою жизнь в местах, которые намного хуже этого!
Я поморщился, вспомнив тоннели Нового Бомбея, так похожие на здешние катакомбы, и безводную пустыню в графстве Мак-Доннелл. Может быть, она отчасти и права. И нельзя же просто держать этих несчастных в неведении!
— Люди имеют право знать, как выглядит достойная жизнь, — резонно возразил я. — Я не сказал им ни слова неправды.
— Ты умолчал о главном, а это ничем не лучше лжи, — покачала головой Флорентина. — Ты забыл сказать, что у них никогда не будет такой жизни, о которой ты рассказываешь. Ты сам прекрасно это понимаешь. Внушая им ложные надежды, ты лишь оказываешь им медвежью услугу.
Я перевел задумчивый взгляд на своих слушателей, которые перешептывались, гадая, должно быть, о причинах нашей перепалки, а может, обсуждая впечатления от услышанного. Кажется, в этот момент я впервые в жизни осознал всю глубину вселенской несправедливости.
Любой из этих несчастных людей был ничем не хуже каких-нибудь Ральфа и Сидни Мэтьюз. Им лишь не посчастливилось оказаться в нужном месте и в нужное время. И вот теперь они обречены задыхаться в этих душных подземельях, в то время как другие дышат чистым воздухом. Они не смогут спасти своих детей, если те заболеют раком. А другие — смогут. И этого никак не изменить…
«Но ведь это не так!» — вдруг яростно подумал я, отогнав от себя несвойственный мне фатализм. В моем родном селении, Генераторном, мы не купались в роскоши, но жили достойно. У нас была электроэнергия, вода и пища. У нас был озоногенератор. Были образование и медицина. У нас были союзы, развитые отношения с другими общинами. И все это не возникло на пустом месте. Это благосостояние построили живые люди, своим упорным, самоотверженным трудом, смелыми поступками и удачными решениями. Среди этих людей были мои родители. Среди них был отец Бори — Игорь Андреевич. Они не ждали, пока на них ниспадет манна небесная. Они создали свое счастье сами.
— Эти люди — хозяева своей жизни, — повторил я упрямо, смело посмотрев в глаза Флоре. — Они имеют право знать, какой может быть эта жизнь, и стремиться к ней. Это мое мнение.
— Хм. Так может, ты обоснуешься тут? — иронично ухмыльнулась она. — А что? Этим людям не помешает твои опыт и знания. Покажи им, как надо жить. Помоги им построить здесь цивилизованное общество. И они будут считать тебя своим героем.
«Вот же стерва», — изумился я. — «Она, похоже, никогда не оставит меня в покое!» А ведь вчера под конец разговора мне показалось, что она устала от чтения нотаций.
— Что, не хочешь? — продолжала иронизировать врач «Красного Креста». — Ах, дай угадаю — ты искал меня, чтобы спросить, как поскорее выбраться из этой дыры?
— Знаешь что, Флорентина? — не удержался я, слегка краснея от того, что ее догадка оказалась отчасти верна. — Не удивительно, что никто из коллег не захотел поехать с тобой сюда! Странно, как это местные до сих пор тебя терпят.
— Ах, значит, я тебе больше не нравлюсь? — она дразняще улыбнулась, и добавила: — Ты бы удивился, как легко со мной уживаются простые и честные люди. Я терпелива ко всем человеческим слабостям. Ничего не могу поделать только со своей аллергией на лицемерие, эгоизм и самодовольство.
У меня уже вертелся на языке ответ относительно своей аллергии на желчных и язвительных мегер, но я с огромным трудом сдержался. Как бы там ни было, именно благодаря ей я не остался на пустошах, где был бы просто обречен на гибель.
Жители Нашего Замка все еще таращились на нас и перешептывались.
— Слушай, мы можем поговорить с тобой где-нибудь наедине? — попросил я. — Местные не пустили меня на твой медпункт, так что пришлось ждать тебя тут.
— Я рада, что они выполняют мои наставления, — важно произнесла доктор. — Моя клиника, которую ты называешь «медпунктом» — это единственное место в селении, где поддерживается идеальная чистота и гигиена. Я никого туда не пускаю без тщательнейшей дезинфекции!
— Я с этим не спорю, все правильно, — согласно кивнул я. — Медицина мне знакома не понаслышке. Моя мать была врачом. И моя бывшая училась на офтальмолога. Дженет относилась к этим вопросам так же серьезно, как ты. У нас в квартире царила гигиена, как в больничной палате.
Странно было говорить о Дженни как о «бывшей». Все еще странно, но уже удивительно легко. Прошедшие дни были так насыщены событиями, что мне казалось, будто наш разрыв состоялся несколько месяцев, а не дней, назад.
Я ожидал, что Флора отпустит какую-то колкость по поводу упоминания моей личной жизни, или поинтересуется, почему я расстался с девушкой. Честный ответ на этот вопрос был бы достойным завершающим штрихом к моему портрету в глазах доктора Лопес: «Я изменил ей, когда напился и был под наркотой». Эта тема, однако, не заинтересовала ее, либо она не подала виду.
— Что ж, у меня есть еще полчаса до следующего обхода, — после раздумья молвила она. — Пойдем.
Прогулка по коридорам и лестницам замка заняла несколько минут. Пока мы шли, мне приходилось не на шутку напрягать зрение, чтобы различить в полумраке хоть что-нибудь. Я заметил, что многие окна-бойницы заложены камнями, так что и без того скудное освещение здешних комнат и залов, задуманное строителями, еще сильнее уменьшилось. Подобно кротам, или вампирам, жители Нашего Замка, привыкшие прятаться от смертоносного солнца, не выносили слишком много света.
— Наверное, работать приходится много? — спросил я, пока мы шли.
Флорентина была определенно горда своей работой. Я рассудил, что это одна из немногих тем, на которые с ней можно пообщаться по-человечески.
— Я здесь единственный врач. На моем попечении — девять больных в стационаре, и еще сто пятьдесят девять, наблюдаемых в амбулаторном режиме. Некоторые больные в тяжелом состоянии. Я отдыхаю, лишь когда сплю. И готова проснуться в любой момент, если чье-то состояние ухудшится.
— Сто пятьдесят девять? Да это же, наверное, практически все население замка!
— Так и есть. Я обследовала их всех. Кроме нескольких упрямцев, которые до сих пор отказываются посещать врача. Вначале таких было больше, но я сумела завоевать их доверие. Я обнаружила лишь двух людей, которым не требуется постоянное медицинское наблюдение… Чего ты улыбаешься?
— Извини. Вспомнил тот бородатый анекдот. Ну, помнишь: «Здоровых людей не бывает, бывает недостаточно внимательные врачи»?
— В отношении населения НЖТ так и есть. Смеяться здесь совершенно не над чем. И да, при наличии более совершенного оборудования я действительно могла бы диагностировать значительно больше заболеваний, на более ранних стадиях.
Флора оставалась невероятно серьезной. Дженет иногда рассказывала мне о специфическом чувстве юмора врачей и иногда пересказывала мне некоторые анекдоты, услышанные у себя на практике. Похоже, Флора была лишена даже такого искривленного чувства юмора, когда касалось профессиональных медицинских вопросов.
— Тебе, наверное, приходится работать с инструментарием средневекового лекаря? Травяные отвары, и так далее? — понимающе закивал головой я.
