Аудиторе не отставал. Вскоре и он был на самом верхнем парапете цитадели. Здесь было пусто. Чезаре неистово срубал древко испанского флага. На этот парапет вела единственная лестница, которую сейчас загораживал Эцио.
– Тебе некуда бежать, Чезаре, – сказал ассасин. – Пора платить по долгам.
– Так возьми их, Эцио! – прорычал тамплиер. – Ты разрушил нашу семью. Посмотрим, как ты будешь платить по своим долгам.
Оба настолько ненавидели друг друга, что тут же набросились друг на друга и бились без оружия, на кулаках.
Чезаре нанес первый удар правой рукой, целя Эцио в голову. Аудиторе пригнулся, но недостаточно быстро, и костяшки Борджиа обрушились на его висок. Эцио качнулся. Видя это, Чезаре торжествующе крикнул:
– Все твои ухищрения напрасны. Я непременно завоюю все, но вначале я убью тебя и каждого, кто тебе дорог. Я же не могу умереть. Судьба этого не допустит!
– Ошибаешься, Чезаре. Настал твой последний час, – ответил Эцио.
Оправившись после удара, он отступил на несколько шагов и выхватил меч.
Чезаре выхватил свой. Их сражение продолжилось, теперь на мечах. Эцио замахнулся, метя противнику в голову. Его меч сверкнул, описывая смертельную дугу. Борджиа, потрясенный скоростью атаки, все же сумел кое-как отразить удар. Отдача отозвалась болью во всей руке. Меч Аудиторе не достиг цели. Быстро оправившись, тамплиер сделал свой выпад. Противники кружили по парапету, нанося молниеносные удары, но всегда так, что соприкасались только концы лезвий. Ассасин быстро надвигался, заставляя Чезаре отходить вправо. Затем, резко взмахнув рукой, он нацелил меч в незащищенный левый бок тамплиера. Тот проделал то же самое, найдя у Эцио уязвимое место. Но Аудиторе поднял левую руку, и верный металлический наруч свел удар на нет. Оба противника отступили, настороженно глядя друг на друга. «Новая болезнь» ничуть не сказалась на умении Чезаре сражаться.
– Фи, старик! – бросил он Эцио. – Твое поколение сходит со сцены. Теперь мой черед, и я более не намерен ждать. Все эти ваши устаревшие воззрения на власть, ваши правила и иерархии – они должны сгинуть.
Они оба устали и тяжело дышали.
– А твой новый порядок, который ты жаждешь установить, называется тиранией. Он лишь сделает всех несчастными, – ответил Эцио.
– Я способен принести благо всему народу Италии, а не кучке старцев, которые уже давно глупо растратили силы, пробиваясь на вершины власти.
– Твои ошибки еще хуже, чем промахи тех старцев.
– Я не делаю ошибок. Я – Просветленный.
– Просветление достигается годами размышлений, а не слепой убежденностью в собственной правоте.
– Эцио Аудиторе, твое время истекло!
Чезаре взмахнул мечом, нанося неожиданный и трусливый удар, но Эцио сумел его отразить. Он приблизился к противнику и, воспользовавшись тем, что Чезаре потерял равновесие, схватил и резко повернул руку последнего Борджиа. Пальцы отцеубийцы разжались, и меч полетел вниз.
Противники стояли у самой кромки парапета. Внизу наваррские солдаты уже начинали праздновать победу. Правда, свойственных победителям грабежей не было, поскольку это был их собственный город.
Чезаре потянулся за кинжалом, но Эцио полоснул ему мечом по сухожилиям, и рука безжизненно повисла. Борджиа попятился назад. Лицо исказила гримаса боли и гнева.
– Трон был моим! – крикнул он, как ребенок, лишившийся игрушки.
– Желание и право – не одно и то же.
– Да что ты знаешь!
– Знаю, что настоящий лидер делает людей сильнее.
– Я приведу людей в новый мир!
Видя, что Чезаре стоит в опасной близости от края, Эцио поднял меч и произнес свою обычную фразу:
– Пусть твое имя будет забыто. Requiescat in расе.
– Ты не можешь меня убить. Я не умру от руки человека!
– Тогда я отдам тебя в руки судьбы, – ответил Эцио.
Бросив меч, ассасин схватил Чезаре Борджиа и одним ловким движением перебросил его через парапет. Тамплиер упал с высоты тридцати метров на булыжники, которым была вымощена площадь перед цитаделью. Эцио даже не взглянул вниз. Его сердце наконец-то освободилось от тяжкого груза многолетней борьбы с семейством Борджиа.
И снова наступила середина лета. У Эцио снова был день рождения, сорок восьмой по счету Аудиторе, Макиавелли и да Винчи собрались в обновленной и немного перестроенной штаб-квартире братства на Тиберине. Это уже было не тайное укрытие, а место, горделиво открытое для всеобщего обозрения.
– Мы празднуем в слишком узком кругу, – посетовал Леонардо. – Жаль, что ты не позволил мне придумать какое-нибудь пышное действо в твою честь…
– Отложи этот замысел еще на пару лет, – улыбнулся Эцио. – Мы пригласили тебя не только на мой день рождения, но и совсем по другой причине.
– По какой же? – спросил заинтригованный да Винчи.
Макиавелли почесал свое чуть кривоватое, но вполне зажившее плечо.
– Леонардо, мы хотим передать тебе приглашение.
– Еще одно?
– Мы хотим, чтобы ты вступил в наши ряды, – торжественно произнес Эцио. – Мы приглашаем тебя стать полноправным членом братства ассасинов.
Леонардо мрачно улыбнулся:
– Значит, мои бомбочки имели успех.
Он ненадолго задумался, потом сказал:
– Друзья! Я благодарю вас за это приглашение. Вы знаете: я уважаю ваши цели и, пока жив, буду их поддерживать. Я никогда и никому не разглашу известные мне тайны ассасинов. Но… я иду иным путем, и это путь одиночки. Так что простите меня.
– Твоя поддержка для нас почти столь же ценна, как и твое вступление в братство, – сказал Аудиторе. – Мы с тобой давние друзья. Неужели ни я, ни Никколо не сумеем тебя убедить?
– Нет, Эцио. И потом, я уезжаю из Рима.
– Уезжаешь? И куда же ты собрался?
– Вернусь в Милан, а потом отправлюсь в Амбуаз.
– Во Францию?
– Говорят, это благородная страна. Там я решил окончить свои дни.
Эцио развел руками:
– Тогда, дружище, мы не смеем тебя удерживать… Получается, сегодня мы встретились, чтобы разойтись в разные стороны.
– Почему? – удивился Леонардо.
– Я возвращаюсь во Флоренцию, – ответил Никколо. – Моя работа там еще далека от завершения. – Он подмигнул Эцио. – И я по-прежнему намерен написать книгу.
– Как ты ее назовешь?
– «Государь», – сказал Макиавелли, пристально посмотрев на Аудиторе.
– Попроси Клаудию вернуться в Рим.
– Обязательно. Она скучает по древнему городу. Клаудия возьмет часть забот на себя, чтобы тебе было легче исполнять роль наставника братства.
Макиавелли взглянул на водяные часы:
– Пора.
Все трое встали и торжественно обнялись.
– До свидания.
– До свидания.
– До свидания.
