К тому же теперь придётся быть ещё осторожнее. Слухи поползут по детинцу и городу, лишь тело арияш достанут из канализации; глазом не успеешь моргнуть, как они достигнут Аривана. А там и управителя Гильдии. Грюмнёрэ тоже есть, чего бояться, тем более сейчас Млада была как никогда уязвима: всегда на виду среди кучи народа.
Она нарушила правила, убив другого арияш без его вины. Но Кодекс расставит всё по местам — и скоро за ней придут.
Мужики из Западного ополчения толклись у длинного дома посадника, угрюмо посматривали в сторону Хальвдана и о чём-то говорили между собой. Многие из них стояли тут с самого утра, но и сейчас, к вечеру, открыто роптать никто не решался. Может, причиной тому было уважение к воеводе и тысяцкому Добрану, а может, изрядная баклажка яблочного вина, которую они припасли по случаю промозглой погоды и неторопливо передавали из рук в руки. Но никто не хмелел. Юркий и студёный ветер, что неустанно вертелся по двору и между домами, быстро изгонял дурман из голов. К тому же то и дело начинался снегопад, густой, но кратковременный. Он налетал вихрями, будто вдруг открывалась прореха в смурном небе, щедро насыпался за шиворот и пропадал.
Нынче воев осталось совсем мало. Самых лучших Хальвдан успел отобрать. Из отдалённых деревень народ созывать не стали, да и вряд ли лишняя суета понравилась бы старостам. К тому же самые сильные воины всё одно взращивались здесь, под крылом Добрана. За последние дни Хальвдан проверил умения каждого, выставляя их на поединки друг с другом, выслушал советы тысяцкого и осторожные предложения посадника. Впрочем, Аксен не рвался влезать в то, что его не особо касалось. Но раз столпотворение происходило на его земле, он не мог оставить это без внимания. Тем паче, Елога постепенно погружалась в затишье, что неизбежно наступало между окончанием сплава леса на юг и началом заготовки нового. А потому посадник хлопотал больше для того, чтобы чем-то себя занять, но, к его чести, излишне не навязывался.
Хальвдан собирался в Кирият через день-два. Только за спиной будет теперь не десять воинов да древнерский сопляк, а почти пять дюжин. Отжимать ополчения стало некуда — те, кто достоин служить в княжеской дружине, давно были там. А нынешние потуги больше раздражали Хальвдана своей кажущейся бесполезностью, чем приносили удовлетворение. И правду сказать, в том оказалась большая заслуга Наяса.
Два дня, проведённые в его доме, были наполнены постоянными предостережениями о том, что Кирилл скорее приведёт княжество и весь народ к гибели, чем спасёт. Вождь с многозначительным видом повторял, будто видел безумие князя, которое уже подбирается к нему. Да только повода, даже самого малого, для того, чтобы в это поверить, покамест не было.
— Я не лекарь, — говорил Наяс. — Не моё дело решать, коснулся ли уже недуг Кирилла. Но волею богов я могу видеть то, что ещё не случилось. И моё дело оградить свой народ от возможной беды. Безумие у князя в крови. Пусть за ответом, как от него уберечься, он обратится к своему роду. Если он не оборвёт последние связи раньше. Это коснётся и тебя, Хальвдан, и всех, кто его окружает. Он протянет свою руку ко всем, кто встанет на его пути.
— Что ты мелешь, Наяс? — устало злился Хальвдан. — Кирилл здоров и разумен! А уж то, что он возьмётся убивать ближников — это ты и вовсе загибаешь. Припомни хоть одну казнь за всё время, что Кирилл на престоле. Нет таких!
На это староста только покусывал ус и горько усмехался.
— Мир изменчив. И не всегда изменения к лучшему. Если ты не хочешь верить словам, я могу показать тебе, что видел сам.
— Ну, нет, я отраву, которую ты там обычно жуёшь, в рот не возьму.
— Это и не нужно, — пожимал плечами Наяс.
Хальвдан упирался долго, но перед самым отъездом из деревни всё же согласился взглянуть. Они с Наясом погрузились на коней и с рассвета до полудня ехали на запад через лес и обширный луг, пока не остановились на берегу Нейры, который круто обрывался к её водам. Здесь было видно излучину на несколько вёрст в обе стороны. Вдоль русла более пологие, заросшие густым разнотравьем осыпи перемежались скалистыми камнями-бойцами, дюже нелюбимыми плотогонами из Елоги. Противоположный лесистый берег лежал далеко внизу, и казалось, будто земля там покрыта гигантским мхом. Ветер гулял на просторе, трепал волосы, мощным дыханием раздувал на спине даже плотную, подбитую тонкой овчиной куртку.
Но отнюдь не суровая красота этого места навевала трепет и почтение. В нескольких саженях от обрыва стояло древнерское капище. Идолы, сработанные из крепких сосновых стволов, выглядели едва ли не столь же внушительно, как каменные — в Кирияте. И хоть Хальвдан по прибытии на юг продолжал чтить своих Богов, знал, каким поклоняются немеры. Так вот древнерские были очень на них похожи. И не поймёшь, чьи верования стояли у истоков.
Наяс развёл у подножья главного божества костёр, кинул в него пучок трав, которых Хальвдан, пристроившись за спиной вождя, разглядеть не успел. Плотный белый дым — странно, но почти не уносимый ветром — окутал капище, полез в нос и горло, но оказался приятным и сладковатым.
— Не можешь без своих уловок, — посмеиваясь, проговорил Хальвдан, утирая с глаз выступившие слёзы. Он пытался отвернуться, но дым всё равно неизменно настигал его. — А говорил, не придётся прибегать к какой-то гадости.
Но Наяс на его ворчание ничего не отвечал, только ходил кругом, шёпотом обращаясь то к одному, то другому божеству. Хальвдан наблюдал за ним со стороны и поначалу не замечал, как мутнеет всё вокруг, как становятся глубже тени, а цвета подёргиваются желтизной. Но скоро небольшой костерок заслонил собою небо, обежал Хальвдана и сомкнулся вокруг него кольцом. В ярких всполохах проступили чёрные, точно покрытые сажей стены, и не сразу удалось узнать в них Кириятские. Только окружали город-на-холме выжженные дотла выселки, поросшие бурьяном пашни да поредевший, в подпалинах, лес. В один неуловимый миг взор Хальвдана метнулся в чертог. Там, в знакомом кресле сидел правитель. Понурив голову, он внимательно разглядывал длинный витой посох с чёрным камнем навершия, который лежал на его коленях. Лица владыки не было видно, но что-то потянуло внутри, под рёбрами, от горькой уверенности — это Кирилл. И в то же время кто-то другой. Тот, кого Хальвдан не знал и знать не желал.
Князь вскинул голову, его глаза пронзили яростным безумием, как горящими стрелами.
Хальвдан обнаружил себя лежащим на земле, а тело ломило так, будто по нему промчался табун лошадей. Рот изнутри обволокло липкой плёнкой с привкусом трав, а голова кружилась и трещала, как с похмелья. Наяс с безразличным видом стоял рядом, и его тень падала на лицо. Костёр потух, над ним теперь вилась только прозрачная ниточка дыма.
