– Взгляни. Ты нигде не встречал этого человека?
Хугг присмотрелся – и лицо его напряглось. Он остро посмотрел на Виту, будто не понимая, и глухо спросил:
– Босс, ты откуда?
Малость растерявшись, девушка все же нашла подходящий ответ:
– Мы издалека.
– Оно и видно! Уж не знаю, что за художник рисовал сей портрет, но вышло похоже. Ты что, действительно не понимаешь?
– Да объясни же, в чем дело! Ты видел этого человека? Хугг сунул Вите под нос фото Виштальского и раздельно произнес:
– Здесь изображен Великий магистр, главноначальствующий Имперской безопасности и главнокомандующий Черной гвардии, граф Тавита Вишту-но-Мосса-но-Олла-но-Голлата!
Потрясенная, Вита замотала головой и закрыла глаза. Весь мир для нее в эту минуту пропал, она словно повисла в ином измерении, в пустоте и тишине. Душа ее раскололась на две половинки – одна радостно вопила: «Дава жив!» – а другая ужасалась: «Давид – главный негодяй?!»
И никак эти половинки не хотели сойтись, будто какой предохранитель срабатывал, не допуская их соединения. А то – вдруг сойдутся, схлопнутся, как два полушария из урана, – и душу разнесет на клочки.
– Тавита Вишту, говоришь? – пробормотала Вита.
– Тавита Вишту, – подтвердил Хугг.
– Давид Виштальский…
– Похоже. Я не пойму… Ты что, знала его раньше?
– Знала… Думала, что знала. Я искала его, боялась потерять, и вот… Нашла…
В наступившей тишине было слышно, как заерзал Грига.
– Ладно, – встряхнулась Вита, – займемся делом. Что у нас на повестке? Тюрьма? Давайте штурмовать тюрьму…
2
Весь день подпольщики собирали сведения о месте заключения своих товарищей. Многие вещи они знали и без подсказки – как-никак, всю жизнь прожили рядом с высокими тюремными стенами. Только и разницы, что при старом короле сажали воров, а теперь – «политических».
Донесения стекались в штаб, где их собирала и анализировала Вита. Глаза ее, хоть и покраснели, были сухи, губы плотно сжаты, голос сдержан. Типичная революционерка.
К вечеру план тюрьмы был нанесен мелом на столешницу, и Хугг лично расставил на ней отряды штурмующих в виде клочков пергамена с именами командиров.
– Кеггу лучше на подхвате быть, – рассуждал он вслух, – уж больно осторожен. Пускай посторожит на дальних подступах. А Саггу и Траку Кошту поручим таран – они парнюги здоровые и еще подберут таких же дуболомов… Ворота высадят на «раз»! Шака-Ло куда пристроить, не знаю. Человек он пройдошистый, но не смелый. Правда, лес знает, как свой дом. Во, а пусть он и провожает наших до лесных становищ. Точно!
По темноте разбегались посланцы, передавая устные приказы Хугга – где стать, откуда подходить, в какое время. Штурмующих в отряды набирали, умело перетасовывая робких обывателей с отчаянными сорвиголовами, а командовать ставили людей решительных, но таких, у которых эмоции не зашкаливают.
Ранним утром, скорее даже поздней ночью, когда небо на востоке едва начинало сереть, отряды боевиков заняли места на позициях. Вита находилась в группе Сагга, вертлявого конопатого парня со сломанным носом и лопухастыми ушами, которыми он очень гордился и утверждал, что своими «оттопырками» слышит лучше птицы гуг.
Вся группа собралась во дворе пустующего дома, стоящего напротив тюремных ворот.
– Будто кто готовил дворик! – ухмыльнулся Сагг и похлопал по громадному стволу, который служил тараном – мастеровые приделали к нему колеса от телеги, чтобы сподручней было справляться. – Значит, так. Шестеро катят таран, четверо бегут рядом – на подхвате, а то мало ли. Когда выбьем ворота, бросаем таран и достаем луки. Дальше видно будет. Босс, ты у нас самая глазастая, следи за сигнальщиком!
– Поняла, – обронила Вита и стала следить.
С ее места – наверху поленницы дров, сложенных у покосившегося забора, – была хорошо видна подворотня дома напротив и стена тюрьмы. Ворота, прорезанные в ней, поражали архитектурным новшеством – они были не треугольными, а квадратными. По верху зубчатой стены медленно прохаживался часовой. Вита так загляделась на его понурую фигуру, что не сразу заметила сигнал – некто в темной подворотне описывал фонарем круги.
Бока скатилась с поленницы и выдохнула:
– Пора!
– Ага! – оживился Сагг. – Готовсь, братцы! Ну-ка, взялись! И-и.
Колеса скрипнули, и таран выехал со двора. Могучие спины разгонщиков напряглись, прокатывая орудие, и вот уже тяжелое бревно несется снарядом, тарахтя по брусчатке.
Краем глаза Вита уловила давешнего часового – сжимая стрелу в груди, он переваливался через низкий парапет. «Р-революционный держите шаг…» – усмехнулась Вита.
А таран уже несся, с гулом и грохотом одолевая последние метры. Ворота приблизились – наехали и с треском распахнулись: их удерживал всего один засов, деревянный брус в кованых ушках.
– Бросай! – крикнул Сагг.
Таран по инерции покатил дальше, пока не проломил стенку караулки, а Сагг и его команда выхватили луки.
– Грэсс! – крикнула Вита. – Рэгг!
Никто не отозвался, и тогда девушка позвала друзей по их земным именам. Грига вынырнул из-за ворот, запыхавшийся, с неизменным копьем в руке.
– А Рич где?
– Щас он!
А дальше все пошло как в кошмарном сне – полутемный двор, по которому метались развоевавшиеся подпольщики, вдруг стал заполняться фигурами в черном. Ночные каратели валили изо всех дверей и выпрыгивали из окон, а отдельный отряд вбежал с улицы.
Подпольщики завопили:
– Спасайся, братцы!
– Засада!
– Это Шака-Ло, я видел!
– Врешь!
– Бей «черных»!
А «черные» действовали по-прежнему молча. Заблистали бледно-голубые лучики парализаторов, и яростное сопротивление боевиков стало спадать. Силы подпольщиков таяли, штурмующие выбывали пачками, устилая своими телами тюремный двор, а черногвардейцев словно становилось больше, и вот уже двигаются лишь фигуры в балахонах карателей, все остальные лежат пластом, обездвиженные и усыпленные.
Вита шарахнулась от зловещей фигуры в остром капюшоне и попала под выстрел из станнера – луч угодил в грудь, и легкие замерли, словно сжимая растущий кусок льда. Не чувствуя ног и рук, Бока стала падать. Она хотела крикнуть, но не было воздуха, да и язык лежал во рту, будто вчерашняя котлета. Закатывающиеся глаза уловили падение Григи, и слабый свет утра померк.
Вита пришла в себя, и первое, что она увидела, был слабо освещенный свод, похожий на половинку цилиндра, разрезанного повдоль. Нет, свод не был освещен, он сам по себе излучал – ровным белым светом, до того неярким, что казался серым.
Бока приподняла голову и огляделась. Свод покрывал обширный длинный зал, в котором – где на нарах, где прямо на полу, – лежали десятки людей. Иные стонали, кто-то не двигался, как мертвый. Воздух был спертый, резко воняло мочой.
