Янычар и русая Драгана[555]
Разбежалася земля Валашская,
Валашская и Богданская тоже,
Богданская да и вся Добруджа.
Кто в горах таится, кто в долинах
От турецких да от лютых катов.
Старых турки рубят, малых в плен уводят,
Красных девушек в неволю угоняют,
Молодых парней забирают,
В лютых янычар их обращают.
Где проходят, села сжигают,
Старых рубят, дома сжигают.
По Дунаю белому проплыли,
Стали табором под Этрополе,
Синие шатры укрыли землю,
В ровном поле делится добыча,
Делят турки девушек болгарских.
По две, по три каждому досталось,
Молодому ж янычару дали
Лишь одну рабыню — русую Драгану.
В белый он шатер ее уводит.
А когда спустилась ночь на землю,
Вышел янычар во чисто поле,
Вниз он глянул, посмотрел на небо —
Синь огонь из-под земли струится,
С синя неба дождь кровавый льется.
Страшно молодому янычару,
И зовет он русую Драгану,
И Драгане говорит с печалью:
«Ах, Драгана, ты моя рабыня,
Что спрошу тебя, ответь по правде:
Есть ли братец у тебя с сестрою,
Да отец, да матушка родная?»
И ему Драгана отвечала:
«Есть отец и матушка родная,
Есть и брат, и милая сестрица».
«Где ж твой брат, в плену ли он томится?»
И Драгана говорит с печалью:
«Как пришли проклятые к нам турки,
Молодых болгар они разбили,
Был мой брат тогда в болгарском войске.
Тридцать лет уж нынче миновало,
Как я братца вовсе не видала».
«Ах, Драгана, ты моя рабыня,
Коль увидишь, так узнаешь брата?»
«Коль увижу, я его узнаю,
Я узнаю по груди могучей
Да по клятой голове узнаю».
Янычар спросил тогда Драгану:
«Ну, а что ж на голове у брата?»
«Шрам от острой сабли был у брата,
С ним вернулся он из лютой сечи».
Янычар спросил тогда Драгану:
«Ну, а что же на груди у брата?»
«Шрам у брата на груди могучей,
Враг пронзил ее стрелой каленой».
Янычар открыл перед Драганой
Белу грудь да голову ту кляту,
И Драгане он сказал с печалью:
«Ты вставай, сестра, домой поедем,
Мы домой поедем, матушку увидим!»
Янычар тоскует по дому[556]
Что-то там белеет,
Белеет-мелькает.
За белым Дунаем?
Лебеди там сели,
Снеги ли упали,
Снеги пуховые,
Дожди ледяные?
Лебеди давно бы
В небо улетели.
А снега-сугробы
Стаяли давно бы,
Дожди ледяные
Высохли б на солнце,
За два, за три утра,
За две-три недели.
Не лебеди сели,
Не снега упали,
Не льды голубые,
Капли дождевые —
Там остановился
Царь с великим войском,
Нет в том войске счету
Белым янычарам.
Сто шатров разбили
Белых и червонных,
Синих и зеленых,
Сидят, отдыхают,
Едят, выпивают,
На дудках играют,
Свою силу мерят,
Свою силу мерят,
Белый камень мечут.
Один янычарик,
Молодой, зеленый,
Не пьет, не играет,
Молодцов не борет,
Каменья не мечет,
Песни не играет,
Просит господаря:
«Царь мой, господарь мой!
Дай ты мне бумагу,
Чтоб ушел до дому,
К матери родимой
Да к отцу родному.
Мать моя, бедняжка,
Вот уж год десятый
Черный платок носит,
Носит, не снимает.
Платок не стирает,
Уж он истлевает,
Все по мне живому
Плачет и рыдает.
А мои-то сестры
Вот уж год десятый
Белый цветок сеют,
Но его не носят,
Все по мне живому
Плачут и рыдают,
А мои-то братья
Вот уж год десятый
Делают кавалы,
Делают кавалы,
Только не играют,
Все по мне живому
Плачут и рыдают».
Сестра освобождает брата[557]
Получили в Дубице бумагу:
Чтоб собрались парни дубичане,
Чтобы шли они к султану в войско.
Провожают мать с отцом сыночка,
Брат с сестрою провожают брата,
Йована ж никто не провожает,
Лишь одна сестра его родная.
Проводили все до полдороги,
С полдороги стали возвращаться.
Не вернулась Йована сестрица,
А до синя моря проводила.
Как на берег на морской ступила,
Замутила море все слезами,
Плачем лодки все остановила.
Турки в час тот милостивы были,
Меж собою тихо говорили:
«Боже правый, мы отпустим брата,
Брата милого вернем сестрице,
Может, море снова отстоится,
Снова лодки двинутся по морю».
Брата милого к сестре пустили,
Сразу же все море посветлело,
Сразу лодки легкие поплыли.
Скрылись лодки, в море уплывая,
Скрылся Йован, песню распевая.
Жена освобождает Грую из темницы[558]
Как взошла та звезда-денница,
Как взошла она над Цареградом,
Ее Груицы жена увидала,
Увидала и возговорила:
«Ой, моя пресветлая денница,
Где была ты три коротких ночи?»
Ей в ответ пресветлая денница:
«Ой же ты, Груицына супруга,
Пребывала я над Цареградом».
Снова молвит ей жена Груицы:
«Ты ответь, пресветлая денница,
Когда ты была над Цареградом,
Не видала ль моего супруга?»
Ей в ответ пресветлая денница:
«Он с царем намедни вел беседу,
Ко двору ко своему просился,
Царь ему ответствовал на это:
«Ко двору тебя не отпущу я,
Пока Шарца, коня, не увижу
И на нем твою верную супругу».
Говорит ему на то Груица:
«Да жена давно пошла уж замуж,
Продала давно уже Шарца».»
Как услышала жена Груицы,
Добрым молодцем переоделась,
Опоясалася острой саблей,
Оседлала коня Шарца
И поехала к граду Цареграду.
Как приехала к Цареграду,
К цареградскому широку полю,
Поле обскакала молодая,
И тогда все поле осветилось,
Словно солнце его осветило.
Увидали это царевы юнаки,
Говорят царю-господину:
«Ой ты, милостивый царь-владыка,
С той поры, как стоит наше поле,
Молодца на нем такого не бывало,
Какой скачет по нему сегодня».
А и говорит им царь-владыка:
«А пойдите на широко поле,
Молодца живым ко мне доставьте».
И его послушалися слуги,
Поскакали на широко поле,
Но она им в руки не далася.
Если до нее юнак доскачет,
Тут же на землицу упадает.
Говорит им супруга Груицы:
«Право слово, царевы юнаки,
Ведь живым я вам не достанусь,
Сам приду я пред царские очи,
Есть к царю у меня дело».
Подъезжает она к царскому дому
И при этом царю молвит:
«Слышал я, государь-владыка,
Что упрятал ты Грую в темницу,
Он мне долг девять лет должен,
Не могу получить я долга.
Так прошу я, царь мой, владыка,
Отпусти ты его из темницы
И увидишь из зеленого окошка,
Как я саблей его располосую».
Царь не стал отказывать юнаку,
Выпустил он Грую из темницы,
Но берет незнаемый витязь,
Берет Грую за белую руку
И ведет его по Цареграду,
На коня перед собою мечет
И везет его по Цареграду.
Так они проехали немного,
Говорит жена Груицы мужу:
«Ей-же-богу, молодой Груица,
Не узнал ли ты коника Шарца,
Не узнал ли верную любу?»
Ей в ответ молодой Груица:
«Ты меня не спрашивай, витязь,
Девять лет я просидел в темнице,
И давно уж люба замуж вышла,
Продала она коника Шарца».
А ему говорит молодая:
«Ох, и глуп ты, молодой Груица,
Отчего ж не узнал ты Шарца,
Не узнал свою верную любу?»
Девушка Гречанка и посаженный в темницу Комьен Ягнилович[559]
