— Эй, я же как-то прошёл посты и вошёл в лагерь, вам не кажется капитан, что этот жест недоверия избыточен?
— У меня нет оснований для радушия — Удлинённый насадком глушителя ствол пистолета в моей руке заметно повернулся, смотря гостю точно в середину груди — Или назовитесь или познакомимся на моих условиях.
— Эверест восемь — Гость произнёс пароль для экстренной связи, его добрые карие глаза смотрели с лёгкой укоризной.
— Эльбрус шестнадцать — Я отвёл ствол от груди гостя, но в кобуру убирать оружие не спешил — С этого нужно было начинать разговор, уважаемый. Не время и не место для психологических этюдов, вам так не кажется?
— Привычка, Егор Савич — Гость всё ещё стоял с поднятыми руками и переминаясь с ноги на ногу попросил — Можно я присяду, а то помощник атташе ещё только в лагерь входит, а нам нужно закончить до вашей с ним встречи.
— Проблемы с безопасностью?
— Нет-нет! Просто его задача является прикрытием для моей. Артур Николаевич о цели моего визита сюда не информирован.
Гость медленно, нарочито косясь на пистолет в моей руке вынул из кармана клетчатый носовой платок и обтёр им проступивший на лбу и висках пот. Затем так же в пошаговом режиме открыл свою сумку, извлекая оттуда толстый конверт из коричневой плотной бумаги. Конверт он положил на стол и прикрыв его рукой продолжил:
— Давайте знакомиться. Я — корреспондент мюнхенского бюро «Рейтер», Герман Шмидт. Здесь случайно, делаю серию репортажей о борьбе местных повстанцев против «марионеточного режима», так сказать.
— Рад знакомству — Шмидта немного передёрнуло от кривой ухмылки, которую я изобразил — Что хочет от меня руководство?
— Если коротко, то нужно завтра к 22.00 выйти в район местонахождения американской базы, это в двадцати часах пути на северо-западе… Действовать нужно крайне деликатно.
— Что нужно будет сделать?
Тут Гера, как я про себя окрестил «журналиста», сделал серьёзное лицо и тон его стал таким, каким и положено быть у начальства. Он вынул из кармана брюк то, что я сначала принял за белый платок и разложил его передом ной на столе. Это была карта. Такие иногда выдают лётчикам, пару экземпляров я лично находил на телах американских «визави». Самое главное, что она горит ни чуть не хуже, чем традиционная, пропитанная каким-то горючим составом, такая тряпка загорится даже сырая, а от воды легко разлазится на мелкие лоскутки. На карте был изображён военный объект, поскольку имелись обозначенные минные поля, пять снайперских лёжек и три пулемётных гнезда располагавшихся на скалах и вышках. Два ряда стен, на расстоянии семи метров друг перед другом берут в неровный ромб развалины какого-то древнего храма, а чуть в стороне — замаскированная вертолётная площадка. Из лагеря вели две тропы: одна на восток, другая на северо-запад, к побережью. Обе дороги хорошо прикрыты «секретами», постоянно патрулируются нарядами на джипах. Крепость, на штурм которой нужна рота и желательно артподдержка. Я оторвался от изучения карты и глянул на связника, Гера совершенно спокойно сидел, разглядывая противоположную стену. Чего хотело от меня командование, понять было не трудно: пролезть к амерам на базу, чего-то испортить либо стащить, а может и кончить какую-то прибывшую погостить «шишку». Странно, что к нам не зашлют кого-нибудь с такой же целью…
— У меня слишком мало людей, Герман. А те, что есть измотаны и ещё одна прогулка по местным лесам может существенно сказаться на их эффективности. Риск провала очень велик, можем навредить, а не исправить. К тому же, даже для скрытной инфильтрации, у меня в группе недокомплект — в строю осталось только трое бойцов, включая меня самого.
— Но в рапорте было сказано…
— Лейтенант Клименко, наш радист, сейчас находится в состоянии нервного шока. Для полевых операций он не пригоден, сейчас Клименко хуже мёртвого — он балласт. Инженер-связист Иванов мне вообще не подчиняется, а приданое ему подразделение охраны несёт службу в узле связи и опять же для наших целей не годиться. В строю остались только я, лейтенант Вячеслав Белых — наш взрывотехник; и пулемётчик лейтенант Александр Горелов. Для проникновения и полномасштабной диверсионной акции этого недостаточно, даже если бы не было авральных обстоятельств нужна как минимум неделя на подготовку. Поймите меня правильно: я не отказываюсь выполнять приказ, просто сообщаю, что имеющимися силами, мы его выполнить не сможем.
Шмидт вопреки моим ожиданиям не стал настаивать и топать ногами. Вообще, это был какой-то нетипичный начальник, не было в нём того налёта начальственной спеси, так быстро приобретаемой на командных должностях и в синекуре вроде посольства страны, где всё кричит од отдыхе, несмотря на мелочи вроде кокаиновых войн. Вопреки воплям газет и телевидения, война в Колумбии курортных мест не касается, поскольку это вредно для имиджа страны и само собой для вложений в легальный бизнес. А отмывают деньги не только наркобароны, но и их прикормленные помощники их местной администрации, армии и полиции.
— Товарищ капитан — Гера наклонился вперёд, от чего линзы очков забликовали в редких лучах солнца пробившихся в окно — Егор Савич… Времени на подготовку акции просто нет: наш человек на базе говорит, что те самые солдаты, с которыми вы столкнулись у речки неделю назад уже снова выходят на охоту. К счастью, мы знаем способ как их вывести из строя, но для этого нужно проникнуть на базу. Наш источник сегодня уже убыл на авианосец, кроме того, это не полевой агент, он всего лишь информатор. В этом вся беда наёмников — рисковать они никогда не станут, иначе полученные деньги некому будет тратить.
— А чего меня-то убеждать? Я повторяю: провалим всё только, а сделать ничего не сделаем. Не хуже вашего понимаю, что такое приказ! Просто на смерть идём, а толку будет чуть…
Досадуя на непонятливого штатского, я только и мог, что с силой сжать кулаки. Ну как ещё ему сказать, что не надо меня уговаривать я не набиваю себе цену. Пойти-то несложно, но вот при такой плотной охране засветимся ещё на втором кольце охраны и ляжем все. Гера поднялся и пройдясь по комнате из конца в конец, выложил свой последний козырь:
— На усиление к вам прикомандировываются ещё двое офицеров из состава советнического корпуса, обоих вы знаете по перуанскому транзитному маршруту. Это капитан Седельников и старший лейтенант Мурзин, они прибыли в качестве сопровождающих заместителя военного атташе. Сейчас, наверное, уже прибывают в лагерь.
Никиту Мурзина я знал ещё по брянскому центру, это был простоватого вида парень, больше всего похожий внешне на сказочного Емелю. Добродушный, флегматичный по характеру он выделялся среди прочих слушателей редкостным терпением и усидчивостью. Из-за этого и ещё за удивительное знание всяческих охотничьих премудростей выбор преподавателей был почти сразу очевиден — инструкторы готовили снайпера-универсала. И надо отдать им должное, Мурзин не провалил ни одного экзамена, включая самый жёсткий, когда его как матёрого уголовника, гонял по чащобам чуть ли не полный полк «вованов». Тогда Никита вышел в точку эвакуации спустя две недели сидения во вполне комфортной землянке, которую он одолжил на время у каких-то дореволюционных охотников. Замшелый сруб почти по самую крышу ушёл под землю, но что сделается проморённому вековому «листвяку», который только крепче со временем. Ел всякие корешки, лягушек, червей, а также «солдатское счастье» — луковицы тюльпана, которые ел то сырыми, то печёными в золе. Солдатики съев всю тушёнку и распугав местную живность так и ушли тогда ни с чем. Но несмотря на свои грозные навыки, Никита был парнем совершенно флегматичным и больше всего любил придавить минут по сто-сто пятьдесят на массу. При этом, если нас приходилось отучать от храпа, то наш Емеля спал как сурок — совершенно беззвучно. За это и за общий невероятно здоровый вид, он получил прозвище «Мурзилка», на которое иногда обижался, но с начальством не спорят, пришлось привыкнуть. Я же дал ему про себя другое, более соответствующее характеру стрелка — Баюн. Стрелял Никита из всех видов нашего и доступного импортного оружия лучше всех во взводе, но всякие ружьишки с оптикой любил совершенно без оглядки.
