Впрочем, то, что при иных обстоятельствах в лучшем случае было бы поднято на смех, а в худшем — попросту прошло бы незамеченным, сейчас, при сложившихся обстоятельствах, вызвало домыслы и ажиотаж. Откликнулся лично президент России, сказавший:
— Я соглашусь с господами учеными. Но — только наполовину. Верно то, что международные террористы, захватившие заложников в столице России, — не люди. Нелюди. Но причислять их к инопланетным существам по той причине, что неясны многие детали операции — по меньшей мере неразумно. Хотя могу сказать, что настают времена, когда невозможное становится возможным…
Несмотря на массу слабых мест и недостаточно сильную аргументацию, чудо-версия Мудрика-Грушевского получила широкое распространение и быстро стала хрестоматийной.
Так или иначе, после многочисленных консультаций, обсуждений и дебатов было принято решение, в соответствии с которым троих участников силовой акции в Москве, в том числе главу террористов Абу-Керима, включили в состав экипажа космической станции. Две трети заложников, в их числе — все, кто был захвачен в церкви, были освобождены. У террористов, сохранивших контроль только над одним объектом, Координационным центром проекта «Дальний берег», остались около шестидесяти человек. Среди них около десятка ученых с мировым именем, в частности — профессор Айзенберг, за освобождение которого ратовала американская сторона, а также физик академик Филатов и другие достойные ученые мужи…
Ровно за сутки до старта ракеты-носителя с капсулой для экипажа Абу-Керим и двое его людей — безоружные, это проверили особенно тщательно, — ступили на борт военного самолета, следующего на Байконур.
Последний отсчет начался.
2
Москва — Байконур
Огромное кровавое солнце заваливалось за горизонт, косо горело в багровых иллюминаторах, тонуло в неряшливой глинистой массе туч где-то там, за хвостовым оперением самолета, летящего из Москвы в казахскую степь. Костя Гамов спросил:
— Чего ты добиваешься, Абу-Керим?
Тот впервые за все время полета открыл глаза и повернулся к Гамову.
— Мне знакомо твое лицо. Я видел твое выступление по телевизору, когда прибыл в Москву. Да… это тебя я видел там, у церкви. У меня отличная память на лица, но только на те, которые мне реально важны. Значит, ты не очень важен.
— У тебя глаза сумасшедшие. Ты под наркотой?.. Можешь не отвечать, знаю.
— До завтра отцепит. В космос с такими глазами не сунусь, не волнуйся, студент.
— Давно уже не… Так чего ты добиваешься?
— А тебе не страшно задавать мне такие вопросы? Даже в присутствии вот этих волков из особых?.. Задавать мне такие вопросы, не зная, кто я, что я могу с тобой сделать и как страшно это будет для тебя и для всех прочих, кто это увидит?
— Ты что же, Абу-Керим, говоришь это сейчас, когда с тобой только двое твоих, и оба безоружны?
— Ты все-таки меня не понял, хотя ты тут единственный, с кем можно говорить разумно, без эмоций. У тебя большой потенциал, парень. Из тебя, кстати, может выйти отличный подонок.
— Это комплимент, Абу-Керим?
— Ладно. Можешь звать меня Ильясом…
Военный самолет, на борту которого находилось около тридцати пассажиров, вылетел из Москвы рейсом на Байконур. Помимо десяти спецназовцев, в салоне присутствовали отобранные в экипаж четырнадцать человек из числа тех, кто был захвачен в Координационном центре. Всех выпущенных оттуда проверили психологи, и шестерых к полету так и не допустили. К счастью, у пятерых оказались дублеры.
Еще трое были террористы.
Те самые, входившие в группы захвата Координационного центра и храма — того, что напротив, через улицу…
Они сидели чуть поодаль, в стороне от остальных. Русский, араб и полукавказец-полуславянин — Абу-Керим. Спецназовцы угрюмо молчали, стараясь даже не смотреть в сторону ненавистных соседей, члены экипажа космической станции делали вид, что никаких террористов не существует в природе. Что не придется им стартовать в мертвое космическое пространство в двух тесных капсулах, не придется кому-то перенести тяготы полета бок о бок вот с ними, с этими тремя зверями. Кому-то?.. В конечном счете — всем.
Молчание, которое нарушалось только голосами Кости Гамова и Абу-Керима, угрюмо и вполголоса разговаривающих друг с другом на страшные и скользкие темы, это молчание было куплено не так просто. Сразу же после того, как террористы попали на борт военного самолета, из стана бойцов спецназа поступило предложение заняться Абу-Керимом и его людьми. Было известно, что по одному лишь звонку Абу-Керима были освобождены две трети заложников в Москве, и вот теперь кто-то в справедливом гневе предложил выбросить одного из людей главного террориста из люка самолета, а потом посмотреть, как на это отреагирует главарь. Если он не станет звонить своим в центр, так ребята из федералов прекрасно умеют наставлять на путь истинный. Кто-то немедленно припомнил, как именно поступали со снайпершами из числа бывших прибалтийских биатлонисток, что принимали участие в первой или второй чеченских войнах на стороне боевиков. Абу-Керим слушал совершенно спокойно, другой террорист, французский араб, не понимал по-русски вообще, что, впрочем, не могло скрыть от него общего смысла слов российских бойцов. Зато третий понимал прекрасно и, каменея, свирепо выставлял вперед массивную нижнюю губу, что придавало его и без того не ах как одухотворенному лицу известное сходство с орангутангом.
Наконец вмешался майор, командир спецназовцев. Он взглянул куда-то мимо Абу-Керима, словно и не было в салоне самолета никаких террористов, и сказал тихо, чтобы не слышали бандиты:
— Да зря вы, мужики, на испуг его ставите. Эту суку не проймешь: знал, на что идет и куда суется. Я слышал, у него была сходная история: он попал в плен, везли его на вертолете и припугивали то ножом, то тем, что скинут его вместе с его бабой, что ли… Открыли люк… Так он сначала столкнул туда свою бабу, чтоб, значит, не мучалась, а потом у одного вырвал нож, тот, которым его стращали, и себе в бедро засадил. И сел обратно на лавочку, словно ничего не произошло и не больно ему вовсе. Волк…
— А че ж он себе в глотку не засадил сразу, падла, раз такой храбрый?
— Жизнь свою ценит, видно. Думал он, что не пришел его час. Да ну, еще байками о нем глотку поганить… Всем тихо сидеть!
— Ясно, товарищ майор.
На время воцарилось молчание. Протягивался ровный гул моторов. Кто-то постукивал пальцем по переборке. Абу-Керим едва заметно коснулся рукава Гамова. Тот вздрогнул и заметно отстранился. Главарь террористов произнес:
