сейчас, чтобы потом жить без боли. Хотя кого она хочет обмануть… разве бывает жизнь без боли?! Боль… ненависть… лишения и снова боль! Когда же все это кончится? Когда уже будет счастье… и есть ли оно вообще? Если не с ним, то с кем?!
Нима, шагнула вперед и рухнула на колени. Крепко обняв его ноги, она горько зарыдала.
— Это значит «да»? — спросил кузнец, едва не упав от таких объятий.
— Да!!! — всхлипнув сказала она. — Хватит мне в одиночку хлебать все это дерьмо. Будем хлебать вместе. Слаще оно не станет, но будет не так обидно.
Арон вздохнул облегченно и втянул морской воздух полной грудью. Ушла боль, ушли обиды. Даже голова перестала болеть. Смахнув скупую мужскую слезу, он опустил взор и… покраснел.
— Тебе лучше не оборачиваться… — тихо сказал кузнец.
— Плевать! Что бы там ни было…
— Ты не подашь мне одежду? — смущенно спросил он.
Нима утерла слезы и обернулась… Добрая половина гарнизона висела на кольях. Солдаты глазели на них ошалело. Должно быть Арон немного перестарался, и яркий свет привлек к себе больше внимания, чем он рассчитывал. Распихав своих вояк, на заборе повис сам Хансон. Шмыгнув носом, он оценил обстановку и громко заржал. Вскоре весь гарнизон закатился раскатистым хохотом. Арон и сам поддался этой волне, смущенно улыбаясь. Ведь со стороны все смотрелось действительно нелепо. Нима, сверля кузнеца взглядом, бросила ему рясу, и принялась натягивать штаны.
— Мужика голого не видали? — пробубнила она под нос.
— Пускай смеются. Смех лучше, чем слезы…
— Все-таки ты не изменился, — вздохнула она, вставая на ноги. — Давай хоть обнимемся, что ли?
Арон обнял ее крепко-крепко. Смех перерос в свист, посыпались выкрики. Были среди них пошлые, но в массе своей одобрительные. Он взял ее на руки и слегка подкинул.
— Держись милая… я покажу тебе небо!
Сказав это, Арон раскинул крылья и плавно взмыл ввысь. Земля ушла из ног, а вместе с ней и скала, и оба гарнизона с их бедами и проблемами. Мгновение спустя, они уже парили над облаками, щурясь от яркого, но ласкового солнца. Нима смотрела в его глаза, отринув страх. Арон был счастлив, и не скрывал этого. Не уж то причиной этому стала она? Не уж-то ради нее все это? Однажды, в далекой молодости, она слышала, как влюбленный мужчина обещал своей даме подарить небо. Но она и подумать не могла, что это бывает так… Его крепкие руки удерживали ее без труда. Арон скрывал свою истинную силу, чтобы не сделать ей больно. На ее глазах вновь навернулись слезы. Ведь когда то, очень давно, так же смотрел на нее отец, и так же нежно держал в своих руках. Но это было единственное светлое воспоминание. И она отпустила его, словно красивую шелковую ленту, развивающуюся на ветру. А вместе с ней все то зло, что он свершил при жизни…
Поговорить с отцом Арону пока так и не удалось. Ольгерд сказал всем, чтобы готовились к отбытию, но, когда и куда — не уточнил. К мысли о своих новых обязательствах, кузнец привыкал постепенно. Лина еще не пришла в себя и это давало возможность отложить сложный разговор на какое-то время. Если обсудить ситуацию с отцом не получится, то Арон решил привлечь его непосредственно во время оного. Потому, как Арон старший имел опыт в подобных делах. Ведь именно он стал отцом его братьев и сестер от других дочерей крылатого короля. При этом, лишь одной из женщин, он дарил истинную любовь. Как его матушка сносила это, Арон не задумывался прежде, но сейчас вопрос стал ребром. После того, как Арон и Нима померились на глазах всего войска, отношения между людьми и эльфами резко смягчились. Большую роль в этом сыграл Хансон, не скрывая своего отношения к ситуации. Он неустанно подчеркивал тот факт, что именно эльфы приняли на себя первый удар и, именно они пострадали больше всех.
Хотя Рорик и не распространялся никому о сути Эмбер, весть о том, что она кровосос, быстро разнеслась по гарнизону. Оказалось, что эта страшная тайна была таковой лишь номинально. Каждый второй знал, а каждый первый — догадывался. Несмотря на то, что бои закончились, солдаты исправно сдавали свою кровь, отлично понимая для каких целей это нужно. Ведь каждый из них, без исключения, был обязан Эмбер своим здоровьем, а часто и жизнью. Отношения между ней и Нимой тоже изменились. Теперь они худо — бедно могли говорить друг с другом. Сути их тихой вражды Арон не знал и вдаваться в нее не хотел.
Сольвейг, чувствуя за собой вину, или же просто не желая лишний раз волновать сына, избегала попадаться ему на глаза. Арон это понимал, и тоже чувствовал вину за свою резкость, но пока решил оставить все, как есть. Завтра, или после завтра он хотел собрать всех вместе и поговорить, скажем, за ужином. С кухней он уже договорился. Ками, под благовидным предлогом, он все же сумел просканировать в медотсеке. Опасения подтвердились, жизнь зародилась и в ее чреве.
Узнав, что Арон больше не умрет, Нима рыдала битый час, не веря своему счастью. Теперь, когда в обороне рубежа не было нужды, они всюду ходили вместе. Зола, вернувшись с охоты, долго не желала признавать Арона, но стоило проглотить пару таблеток его лекарства, избавиться от белых одежд и, все встало на свои места. Однако, задумываясь об этом каждый раз, кузнец все больше приходил к мысли о том, что волчьим всадником ему больше не быть.
К обеду второго дня, Ольгерд созвал всех причастных на разговор. На столе, возле шатра Хансона, развернули оттиск спутниковой карты, на которой кругами и стрелками уже были нанесены обозначения.
— Итак, господа, перед вами план отхода, — огласил Ольгерд.
Изучив детальное изображение местности, люди военные сразу поняли, что к чему.
— Сегодня, к вечеру, я получу ответ на свой запрос. Другими словами, будет мне озарение в ответ на молитвы. Но предварительное решение мне известно, ибо я же его и предложил. Ваша задача вывести войска, материальные ценности, и всю живность из района, обведенного красным цветом.
— По сути… это же вся долина? — уточнил Хансон.
— Верно. И это не случайность. По центру круга, на большой глубине залегает ядро реактора. Боюсь, ваше величество, этими землями придется поступиться.
— Об этой жертве вы говорили?
— Да, — кивнул Ольгерд. — Но будет еще один неприятный нюанс. Но о нем позже, когда я получу ответ свыше.