отчётливо. Сейчас же нож был поднят и зловеще сверкал наточенным до бритвенной остроты лезвием.
Очень хотелось тихонько завыть от страха, а ещё лучше – упасть в обморок и пробыть в нём до тех пор, пока это безобразие не кончится. Почему-то вспомнился старый анекдот про ад и фраза насчёт того, что «не надо путать туризм с эмиграцией». Вот и я сейчас думал про то, что смотреть ужастики по телевизору – это одно, а столкнуться со всякой чертовщиной наяву – это совершенно другое! Не было никакого адреналинового всплеска, зато было банально страшно, очень-очень страшно. Какой тут клад… я и думать про него забыл, потому как на первый план всё настойчивее выходила проблема выживания. И для начала надо как-то выбраться из этого подвала, в котором вещи сами собой бесшумно перемещаются, что противоречит всем законам физики, акустики, оптики, логики и прочих наук. В сознании почему-то всплыли сведения о том, что оптика – это часть физики, но я усилием воли загнал излишне умную мысль подальше: проку от неё всё равно сейчас не было.
Я опасливо покосился на живущую какой-то своей жизнью гильотину – теперь не оставалось ни малейших сомнений в том, что это именно она – и постарался отойти от неё как можно дальше, просто для спокойствия: такое соседство ну никак не способствовало рациональному мышлению.
– Ах, ваша светлость, ну какой же вы затейник, какой проказник, – женский голос раздался настолько неожиданно, что я чуть не подпрыгнул на месте. – И зачем это вы меня сюда позвали?
– Это сюрприз, моя дорогая, – ответил мужчина, и от его голоса почему-то по спине пробежали мурашки, до того он был жутким. Вроде как и ничего такого, а мороз пробирает. – Это будет очень интересно, уж можете мне поверить!
Я лихорадочно крутил головой, но никого не видел, и от этого становилось совсем неуютно: виски заломило, голова закружилась, а во рту появился отвратительный металлический привкус.
Тут за окном снова сверкнула молния, и я рассмотрел стоящих неподалёку от гильотины мужчину и женщину. Отблеск погас, но теперь я почему-то отчётливо их видел, хотя поверить в реальность происходящего по-прежнему категорически не мог.
Мужчина был достаточно высоким, но рассмотреть его фигуру не позволял накинутый на плечи плащ. Виднелись лишь ослепительно белые кружевные манжеты и начищенные до зеркального блеска сапоги. Лица я тоже не видел, так как оно было надёжно скрыто капюшоном.
Женщина же, в отличие от своего спутника, ничего не скрывала: она была одета ярко, даже слегка вызывающе, хотя я не слишком силён в таких материях. Платье насыщенного винного цвета оставляло открытыми полные плечи и верхнюю часть пышной груди, светлые кудрявые волосы были уложены в какую-то замысловатую причёску и украшены живыми цветами. Расшитая золотистыми узорами маска закрывала верхнюю часть лица, а вот нижняя почему-то показалась мне смутно знакомой, но я никак не мог вспомнить – откуда. Блондинка кокетливо улыбалась своему спутнику, с искренним интересом осматриваясь. И что-то мне подсказывало, что она видит немного не ту картину, которую наблюдаю я. В ином случае обломки автомобиля не могли бы не привлечь её внимания, так как она была одета по моде как минимум позапрошлого столетия. То есть того времени, когда автомобилей не было даже в проекте.
Я, как заворожённый, смотрел на них, не в силах отделаться от ощущения, что каким-то образом попал на съёмки исторического фильма. Такого, где есть актёры, но нет ни режиссёра, ни оператора, ни массовки, а артисты играют свои роли для единственного зрителя – для меня. Почему-то я был абсолютно, стопроцентно уверен, что мужчина знает о моём присутствии, в отличие от женщины, которая была полностью сосредоточена на том, чтобы понравиться своему спутнику.
– Ваша светлость, здесь так таинственно, я прямо чувствую, как вокруг летают чудеса, – женщина театрально вздохнула, привлекая внимание спутника к смелому декольте.
– Ну что вы, моя дорогая, – в голосе мужчины отчётливо была слышна ирония, граничащая с издёвкой, – здесь нет никаких чудес, во всяком случае для меня. А вот для вас я приготовил небольшой, но очень эффектный сюрприз.
– Неужели? – женщина восторженно захлопала в ладоши. – Князь, вы такой оригинал! Это так интересно! И что же это за сюрприз? Я просто горю от нетерпения…
Князь? Ну да, точно, ваша светлость – это князь, если я не ошибаюсь, или князь – это сиятельство? Интересно, мне что, хотят дать понять, что передо мной один из князей Стрешневых? Вряд ли это просто такое совпадение, верно? Но зачем?
Между тем мужчина аккуратно взял свою спутницу под локоток и неспешно направился с ней в сторону гильотины. Женщина что-то весело щебетала, практически повиснув на своём кавалере. Дойдя до жуткого приспособления, хищно сверкающего лезвием, он, шепча что-то явно фривольное, усадил её на непонятно откуда взявшуюся скамеечку. Интересно, что видела княжеская спутница? Совершенно точно, что не гильотину – иначе реакция была бы совершенно другой. Невозможно не заметить столь оригинальное сооружение, когда тебя подводят к нему практически вплотную.
Продолжая нашёптывать жертве – а в том, что женщине уготована именно эта роль, я уже не сомневался – что-то легкомысленное, князь мягко уложил её на скамеечку, причём шея несчастной оказалась точно под лезвием. Спутница князя смущённо попыталась его оттолкнуть, но видно было, что она делает это не всерьёз, а исключительно для приличия.
Оставив красотку живописно лежащей на скамейке, князь выпрямился, отошёл на несколько шагов и неожиданно скинул плащ. Я увидел широкоплечего мужчину лет тридцати пяти, с красивым, но жестоким лицом. Внезапно он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Я замер, не в силах не то что пошевелиться, а даже моргнуть: меня словно придавила тяжёлая плита. Да что происходит-то?!
И тут князь мне улыбнулся, но лучше бы он этого не делал: это была улыбка безумца, садиста, маньяка, предвкушающего очередное кровавое преступление. Но, получается, он меня, в отличие от предназначенной на убой женщины, видит?! Или всё это вообще делается специально для меня? Такой спектакль для одного зрителя…
Не давая мне разорвать зрительный контакт, князь поднял руку и привычно нашарил механизм, удерживающий лезвие. Медленно, явно получая наслаждение от моей растерянности и нарастающего ужаса, он нажал на нужный рычаг, и нож гильотины, сверкнув серебром острого лезвия, бесшумно рухнул вниз.
Если честно, то теми жалкими остатками сознания, которые ещё не затопил самый обыкновенный страх от всего происходящего, я ждал, что, как только нож рухнет, мираж исчезнет. Но сценаристами моего персонального спектакля ужасов этот момент не
