а в Тремпл-Толл и…
- Не здесь! Не сейчас!- резко прервал его мистер Блохх.- Прошу вас, соблюдайте формальности! Действуйте согласно инструкциям: изложи́те все в письме.
- Прошу меня простить, мистер Блохх,- кивнул сэр Уолтер.- Формальности, разумеется. Что ж, я оставлю вас, господа. Кэб уже ждет. Всего хорошего.
- Счастливого излечения, сэр Уолтер,- проговорил сэр Крамароу и снова повернулся к мистеру Келпи.
Раздался звук отдаляющихся шагов, стук трости по камням, джентльмен поднялся по лесенке, скрипнула на старых петлях дверь. В подвале остались лишь сэр Крамароу, мистер Блохх и бьющийся в агонии мистер Келпи.
- Но вы же… вы же… это невозможно!- выплевывал слова вместе с черной пеной изо рта бабочник.- Вы не можете… вы – хороший человек, сэр Крамароу…
Сэр Крамароу глядел на него с презрением. Оглядывал его истончившуюся молочно-белую кожу, покрытую уродливым узором черных вен, ввалившиеся щеки, налитые багрянцем мешки под глазами. Он протянул руку и осторожно потрогал просвечивающуюся грудь мистера Келпи; ответом на его прикосновение шевелящееся нечто внутри бабочника резко колыхнулось, словно почувствовало: ему это не понравилось, и оно попыталось отстраниться.
- Как я погляжу, профессор передал вам свою закостенелость взглядов,- сказал сэр Крамароу.- Но при этом так и не поделился своими подозрениями… Старый лжец и лицемер, этого стоило ожидать…
- Но это же мистер Пиммз… Он за всем стоял…
- Мистер Пиммз также прекрасно отыграл свою роль. Как он все изумительно рассказал! Его история тронула меня до глубины души. И тронула бы еще сильнее, если бы я не знал вторую ее часть. О том, что это я нанял мистера Блохха и все организовал. А он просто взял всю вину на себя, как и было задумано. Пожертвовал собой, чтобы никто не догадался об истинных целях заговора. Что все это было сделано ради того, чтобы обнаружить вас, мистер Келпи.
Мистер Келпи застонал и заплакал, но слез не было. Он не верил в происходящее, не хотел верить. Ведь все закончилось! Все снова стало хорошо!
- Любопытно, Ротфорт уже вернулся с рынка?- тем временем спросил сам себя сэр Крамароу.- Надеюсь, он выбрал селезневую морковь посвежее… хотя о чем это я? Ротфорт – настоящий мастер своего дела…
Мистер Келпи все понял. Он знал, что Ротфорт – это повар сэра Крамароу.
- Вы хотите съесть меня?- с ужасом выдавил он.
- О, не вас, что я, монстр какой-то? Я хочу съесть то, что находится внутри вас.
- Рецепт Треннье. Профессор знал…
- Он подозревал, что это я, что Робертсон работал на меня. Поэтому он и прекратил со мной общение, поэтому отказывался от денег на новые экспедиции, поэтому пытался отговорить Руффуса.
- Вы все это делали… просто ради ужина?- с отчаянием из-за собственного бессилия просипел мистер Келпи.
Сэр Крамароу рассмеялся:
- У каждого своя навязчивая идея, своя – мне нравится это слово – мания. Я просто слишком долго думал об этом, слишком глубоко погряз в своих фантазиях. Чем я хуже господина Барбатина из детской считалки, объездившего весь мир в поисках самой вкусной шоколадки? Что ж, как и он, в итоге я обнаружил то, что искал, у себя дома, на соседней улице.
- Безумный… ненормальный…
- И о нормальности мне что-то говорит куколка мотылька из джунглей, прикидывавшаяся человеком?
- Но я… я ядовитый… меня нельзя есть.
- Прошу вас, мистер Келпи. Мы оба знаем, что ядовиты лишь самки Черного Мотылька.
Мистер Келпи застонал:
- Не надо… прошу вас…
Сэр Крамароу словно не слышал.
- Я столько лет ждал этого,- вдохновенно проговорил он.- С тех самых пор, как ко мне в руки попал рецепт… Вы же знаете, какой я гурман. Но вы не огорчайтесь так, Келпи, – вы станете коронным блюдом вечера… коронным блюдом всей моей жизни…
- Меня станут искать… Доктор Доу…
Сэр Крамароу снова рассмеялся.
- Боюсь, что никто не узнает о том, что с вами произошло, Келпи. Никто не станет вас искать. Все будут думать, что вы отправились в экспедицию с профессором Грантом. Кстати, нужно не забыть выписать в банке Ригсбергов чек на имя профессора. Я ведь человек науки, как-никак. А он был так рад, что получил финансирование. И всего-то ему нужно было для этого позвать вас с собой, Келпи.
- И он… он тоже?
Мистер Келпи не хотел в это верить. Безнадежность сковала его. Он весь трясся, но при этом мог думать лишь о том, как не хочет умирать. Ведь он еще столько всего не попробовал, столько всего не узнал, он так мало прожил… Это нечестно! Несправедливо! Почему его кто-то должен есть? Они ведь не в джунглях Кейкута, а в цивилизованном городе, где люди не едят людей… И тут он вспомнил, что он не человек. И заплакал. Горько, жалобно заплакал.
- Я хочу… жить…
- Вы достаточно пожили, Келпи,- последовал безжалостный ответ.- Выиграли себе целых двадцать лет. Знаете, я очень надеюсь, что мясо мотылька, как вино, с годами стало лишь выдержаннее.
- Я… хочу… жить!
Больше мистер Келпи не слышал и не видел ничего. Ничего не осознавал. Его просто не стало. Шевеление внутри него на какой-то миг прекратилось, после чего резко, одним движением, существо под кожей вонзило конечности в его плоть и принялось разрывать его, словно всего лишь слишком тесный костюм. Голова мистера Келпи откинулась набок, глаза закатились, и из образовавшейся в груди прорехи полезли тонкие бледные конечности.
В подземелье сильно запахло чем-то напоминающим смесь керосина и нашатыря, и сэр Крамароу отступил на несколько шагов.
- Начинается!- воскликнул он.
Это была действительно жуткая, отвратительная метаморфоза. Труп мистера Келпи или, вернее, его кожа с мерзким хлюпаньем упала на каменный пол, когда тварь выбралась наружу. Словно ребенок в пеленки, она была обернута кромешно-черными крылышками – высвободившись из тела мертвого бабочника, тварь медленно развернула их, как бутон цветка.
Восхищенному и пораженному взгляду сэра Крамароу предстало веретенообразное белокожее тело с узкой головой на тонкой шее. Голова эта не желала походить на голову мистера Келпи, но чем-то она все же отдаленно напоминала человеческую. Точеный лоб, длинный заостренный нос, два больших морщинистых века, доходящих до середины щек. На месте рта у монстра был закрученный спиралью хоботок. По бокам головы чернели ушные прорези. У существа даже были волосы: белесые, длинные и редкие, волокнистыми нитями влипшие в узкие
